создавшие спрос на кубизм (движение довольно метафизическое и поэтому пришедшееся особенно по вкусу Германии), а затем в годы войны — маменькины сынки, золотая молодежь нейтральных наций: скандинавцы, швейцарцы и, особенно, американцы — художники, торговцы, меценаты.
Характерно, что за последние пятнадцать лет центр парижского искусства переместился даже топографически. В прежнюю эпоху таким сосредоточием парижской художественной жизни был старый Монмартр, — традиционный квартал художников и пролетариев, сердце Парижа, всеми артериями связанное с его народным бытом, — место, в котором локализировалась „душа“ Парижа. Теперь центр тяжести парижского художества передвинулся на другой берег Сены — на европейски чистенький бульвар Монпарнас с его знаменитыми кафэ „Ротондой“ и „Домом“. Здесь иностранцы не гости, но хозяева.
Это не только два разных квартала, это — две разных эпохи. Монмартр создал импрессионизм, дал Стейнлена, Тулуз-де-Лотрека, Дега, Леандра, Виллета, так же как и народных певцов — Аристида Бриана, Иветту Жильбер, А. Салиса. Монпарнасс, резиденция новой космополитической богемы и мирового снобизма, создал кубизм и „негризм“. Впрочем, сам маэстро, дон Пабло Пикассо, уже не посещает и монпарнасских кафэ: он бывает только в аристократическом Café de la Paix. Ибо он уже „оэкранен“ мировой прижизненной славой, какой, увы, никогда не пользовались прежние французские мэтры…
От этих мелких, хотя и характерных штрихов современной французской художественной жизни перейдем теперь к рассмотрению ее отдельных течений. Разумеется, не всех — мы должны уточнить и ограничить поле нашего рассмотрения. Искусство Парижа слагается из трех кругов. Это, во-первых, его центр, своего рода официальное искусство, искусство золотой середины, пользующееся наибольшим „успехом“, — искусство, которое делает каждое революционное открытие „ручным“, светским, „вхожим“ в салоны. Это — А. Бэнар, Ш. Менар, Анри Мартэн,
