Ничѣмъ не замѣстить сознанья пустоты!
(Съ глубокой и наивной горестью).
Кто лучше наносить съумѣетъ оскорбленья?
Вблизи нея я жилъ средь вѣчнаго движенья,
Не страшны были мнѣ ни вѣтеръ, ни туманъ,
Ни холодъ, ни жара, ни грозный ураганъ!
Вѣдь только на жену была моя надежда,
Теперь же знанію и мудрости—конецъ.
Я, слыша крикъ ея, твердилъ себѣ: «невѣжда,
Работай и учись. Познай себя, мудрецъ!»
О, въ этомъ смыслѣ—да. Она незамѣнима.
Я помню: ураганъ—и тотъ пронесся мимо,
Бояся встрѣчи съ ней.
Къ небеснымъ вышинамъ,
Откуда жизнь и свѣтъ всегда нисходятъ къ намъ,
Поднимется душа Ксантиппы и съ собою
Мой разумъ увлечетъ. Жестокою судьбою
Я страшно пораженъ: вѣдь я ее любилъ.
О, что онъ говоритъ? Ужели рокъ сулилъ
Мнѣ счастіе?
Ничем не заместить сознанья пустоты!
(С глубокой и наивной горестью).
Кто лучше наносить сумеет оскорбленья?
Вблизи неё я жил средь вечного движенья,
Не страшны были мне ни ветер, ни туман,
Ни холод, ни жара, ни грозный ураган!
Ведь только на жену была моя надежда,
Теперь же знанию и мудрости — конец.
Я, слыша крик её, твердил себе: «невежда,
Работай и учись. Познай себя, мудрец!»
О, в этом смысле — да. Она незаменима.
Я помню: ураган — и тот пронесся мимо,
Бояся встречи с ней.
К небесным вышинам,
Откуда жизнь и свет всегда нисходят к нам,
Поднимется душа Ксантиппы и с собою
Мой разум увлечет. Жестокою судьбою
Я страшно поражен: ведь я ее любил.
О, что он говорит? Ужели рок сулил
Мне счастие?
