Я проклиналъ тебя, низвергнутый тиранъ!
Сознаньемъ мучился, что, рабъ ничтожный, годы
Надъ трупомъ ты плясалъ погубленной Свободы.
Ты могъ царить всегда: ты предпочелъ обманъ,
5 Превратность пышности кроваваго мгновенья,
И время бросило весь этотъ хламъ въ забвенье.
Пусть на тебя, въ твой сонъ—такъ небо я молилъ—
Убійство наползетъ, пусть встанутъ привидѣнья,
Измѣна, Рабство, Страхъ, Грабежъ и Вожделѣнье,
10 Чтобъ ты, прислужникъ ихъ, задушенъ ими былъ.
Теперь, когда и ты, и Франція—лишь тѣни,
Какъ поздно я узналъ, что есть враги страшнѣй,
Чѣмъ сила и обманъ: Обычай старыхъ дней,
Уродство дерзкое законныхъ преступленій,
15 И Палачи-Ханжи, исчадья—всѣхъ грязнѣй.
Я проклинал тебя, низвергнутый тиран!
Сознаньем мучился, что, раб ничтожный, годы
Над трупом ты плясал погубленной Свободы.
Ты мог царить всегда: ты предпочёл обман,
5 Превратность пышности кровавого мгновенья,
И время бросило весь этот хлам в забвенье.
Пусть на тебя, в твой сон — так небо я молил —
Убийство наползёт, пусть встанут привиденья,
Измена, Рабство, Страх, Грабёж и Вожделенье,
10 Чтоб ты, прислужник их, задушен ими был.
Теперь, когда и ты, и Франция — лишь тени,
Как поздно я узнал, что есть враги страшней,
Чем сила и обман: Обычай старых дней,
Уродство дерзкое законных преступлений,
15 И Палачи-Ханжи, исчадья — всех грязней.
