Ты проклятъ родиной, о, Гребень самый темный
Узлистаго червя, чье имя—Змѣй Стоглавъ,
Проказа Ханжества! Предатель вѣроломный,
Ты Кладбищу служилъ, отжитки возсоздавъ.
5 Ты проклятъ. Проданъ Судъ, все лживо и туманно,
Въ Природѣ все тобой поставлено вверхъ дномъ,
И груды золота, добытаго обманно,
Предъ трономъ Гибели вопятъ, шумятъ, какъ громъ.
Но если медлитъ онъ, твой Ангелъ воздаянья,
10 И ждетъ, чтобы его Превратность позвала,
И лишь тогда ея исполнитъ приказанья,—
И если онъ тебѣ еще не сдѣлалъ зла.—
Пусть въ духъ твой крикъ отца войдетъ какъ бичъ суровый,
Надежда дочери на гробъ твой да сойдетъ,
15 И, къ сѣдинамъ прильнувъ, пусть тотъ клобукъ свинцовый,
Проклятіе, тебя до праха пригнететъ.
Проклятіе тебѣ, во имя оскорбленныхъ
Отцовскихъ чувствъ, надеждъ, лелѣянныхъ года.
Во имя нѣжности, скорбей, заботъ безсонныхъ,
20 Которыхъ въ жесткости не зналъ ты никогда;
Ты проклят родиной, о, Гребень самый тёмный
Узлистого червя, чьё имя — Змей Стоглав,
Проказа Ханжества! Предатель вероломный,
Ты Кладбищу служил, отжитки воссоздав.
5 Ты проклят. Продан Суд, всё лживо и туманно,
В Природе всё тобой поставлено вверх дном,
И груды золота, добытого обманно,
Пред троном Гибели вопят, шумят, как гром.
Но если медлит он, твой Ангел воздаянья,
10 И ждёт, чтобы его Превратность позвала,
И лишь тогда её исполнит приказанья, —
И если он тебе ещё не сделал зла. —
Пусть в дух твой крик отца войдёт как бич суровый,
Надежда дочери на гроб твой да сойдёт,
15 И, к сединам прильнув, пусть тот клобук свинцовый,
Проклятие, тебя до праха пригнетёт.
Проклятие тебе, во имя оскорблённых
Отцовских чувств, надежд, лелеянных года.
Во имя нежности, скорбей, забот бессонных,
20 Которых в жёсткости не знал ты никогда;
