Въ комнатѣ Сидора Петровича Кащеева было тяжко. Царилъ полумракъ. На столѣ кипѣлъ ведерный самоваръ. Въ переднемъ углу предъ иконой теплилась массивная вызолочная лампада. У карниза потолка въ сѣтку паутины попала муха; паукъ съ жадностью набросился на нее и сталъ высасывать изъ нея кровь... Бѣдная муха, билась, испуская пронзительный звукъ, силясь вырваться изъ лапъ своего мучителя. Но усилія ея были тщетны. Паукъ такъ ловко опеленалъ свою жертву тонкими сѣтями, что никакая сила не могла спасти ея отъ гибели. И паукъ торжествовалъ чувствуя побѣду надъ слабымъ... Долго билась бѣдная мушка, наконецъ выбилась изъ силъ и голосъ ея изъ рѣзко пронзительнаго, сталъ рѣдкимъ и тихимъ. Наконецъ голосъ ея совсѣмъ затихъ и она перестала биться. Паукъ видя, что жертва, вверхъ и готова, быстро поднялся спрятался въ гнѣздѣ... Откуда вновь насторожилъ свои зоркія глаза, поджидая новую жертву... А внизу за столомъ сидѣлъ мужчина лѣтъ пятидесяти, плотнаго тѣлосложенія съ краснымъ, припухшимъ лицомъ, съ выпуклымъ брюхомъ, брови его были нахмурены, онъ видимо чѣмъ-то быль растроенъ.
Визгъ мухи и продѣлки паука онъ не замѣчалъ, ему было не до того.
Вдругъ онъ всталъ, взялъ счеты и началъ, не торопясь, перекладывать косточки, приговаривая вслух:
— Я отдалъ ему бумаги подъ закладную дома на пять тыщь всѣ, по номинальной цѣнѣ, т. e. по тыщи рублей каждая, а покупалъ я ихъ по 660 рублей за штуку, это выходитъ польза каждой тыщи 340 рублей, да процентовъ съ каждой тыщи сто двадцать рублей, всего выходитъ чистаго барыша четыреста шестьдесятъ рублей польза хорошая почти что сто на сто враздумьи проговорилъ онъ про себя, и лицо его просіяло, глаза замаслились, брови приняли обыкновенное положеніе. Онъ ловко смахнулъ жирной рукой косточки и отодвинувъ счеты въ сторону принялся за чай. Онъ не торопясь налилъ чаю, мелко щипчиками накололъ сахару, облизалъ кро-
В комнате Сидора Петровича Кащеева было тяжко. Царил полумрак. На столе кипел вёдерный самовар. В переднем углу пред иконой теплилась массивная вызолочная лампада. У карниза потолка в сетку паутины попала муха; паук с жадностью набросился на неё и стал высасывать из неё кровь... Бедная муха билась, испуская пронзительный звук, силясь вырваться из лап своего мучителя. Но усилия её были тщетны. Паук так ловко опеленал свою жертву тонкими сетями, что никакая сила не могла спасти её от гибели. И паук торжествовал, чувствуя победу над слабым... Долго билась бедная мушка, наконец, выбилась из сил, и голос её из резко пронзительного стал редким и тихим. Наконец голос её совсем затих и она перестала биться. Паук видя, что жертва, вверх и готова, быстро поднялся, спрятался в гнезде... Откуда вновь насторожил свои зоркие глаза, поджидая новую жертву... А внизу за столом сидел мужчина лет пятидесяти, плотного телосложения с красным, припухшим лицом, с выпуклым брюхом, брови его были нахмурены, он, видимо, чем-то быль расстроен.
Визг мухи и проделки паука он не замечал, ему было не до того.
Вдруг он встал, взял счёты и начал, не торопясь, перекладывать косточки, приговаривая вслух:
— Я отдал ему бумаги под закладную дома на пять тыщ все, по номинальной цене, т. e. по тыще рублей каждая, а покупал я их по 660 рублей за штуку, это выходит польза каждой тыщи 340 рублей, да процентов с каждой тыщи сто двадцать рублей, всего выходит чистого барыша четыреста шестьдесят рублей, польза хорошая почти что сто на сто, — в раздумье проговорил он про себя, и лицо его просияло, глаза замаслились, брови приняли обыкновенное положение. Он ловко смахнул жирной рукой косточки и отодвинув счёты в сторону принялся за чай. Он не торопясь налил чаю, мелко щипчиками наколол сахару, облизал кро-
