которого он выдавал за свою исходную точку, он собственно стал этим в прямое противоречие. Впрочем, он по крайней мере удержал первоначальный и подлинный смысл проблемы, касающийся отношения между нашим воззрением, с одной стороны, и бытием и внутренней сущностью вещей, представляющихся нам в этом воззрении, — с другой стороны; но он черпал свое учение главным образом у Спинозы и потому скоро заимствовал у него выражения мышление и бытие, очень плохо характеризующие проблему, о которой идет речь, и давшие впоследствии повод к чудовищнейшим нелепостям. Своим учением, что „субстанция мыслящая и субстанция протяженная, — это одна и та же субстанция, которая воспринимается то под первым, то под вторым атрибутом“ (II, 7, сх.), или что „очевидно, дух и тело одна и та же вещь, которая понимается то под атрибутом мышления, то под атрибутом протяжения“ (III, 2, сх.), Спиноза прежде всего хотел упразднить картезианскую противоположность тела и души; быть может даже, он признавал, что эмпирический объект не есть что-либо отличное от нашего представления о нем. Так вот, Шеллинг взял у него выражения мышление и бытие и постепенно заменил ими выражения: воззрение, или, лучше, воззримое, и вещь в себе (Новый журнал для умозр. физики, первая статья первого тома: „Дальнейшие доказательства“ и т. д.). Ибо великая проблема, историю которой я здесь набрасываю, это — отношение нашей интуиции вещей к их бытию и сущности в себе, а не отношение наших мыслей, т. е. понятий: последние, вполне очевидно и бесспорно, — простые абстракции из интуитивно познанного, возникшие через произвольное отметание или отпадение одних свойств и удержание других, — истина, сомневаться в которой не станет ни один разумный человек[1]. Таким образом, эти понятия и мысли, образующие класс неинтуитивных представлений, никогда не имеют прямого отношения к сущности и внутреннему бытию вещей, а всегда имеют лишь отношение косвенное, — именно, через посредство интуиции: как раз эта последняя, с одной стороны, доставляет материал для них, а с другой — стоит в связи с вещами в себе, т. е. с неизвестной, объективирующейся в интуиции, самобытной сущностью вещей.
Заимствованное Шеллингом у Спинозы неточное выражение дало впоследствии лишенному ума и вкуса шарлатану Гегелю, явившемуся в этом отношении паяцем Шеллинга, — дано ему повод так извратить дело, что само мышление, в собственном смысле слова, т. е. понятия, оказывается у него тождественным с внутренней сущностью вещей. Таким образом, мыслимое in abstracto составляет у него, как такое
- ↑ О четверояком корне закона основания. 2-е изд., § 26.
