тем суждено было стать народной верой в форме христианства, — совершенно как в настоящее время в сочинениях ученых проглядывает искони присущий Индии пантеизм, которому тоже лишь впоследствии предназначено перейти в народную веру. Ex oriente lux.
Но по указанной причине и сама излагаемая здесь мораль не имеет чисто стоического характера: мало того, некоторые ее предписания даже не совместимы друг с другом; поэтому, конечно, в ней и нельзя было установить никаких общих основоначал. Точно также совершенно фальсифицирован и цинизм — тем учением, что циник должен быть таковым преимущественно ради других, именно — чтобы действовать на них своим примером в качестве посланника Божия и чтобы руководить ими, вмешиваясь в их дела. Вот почему сказано, что „в городе из одних только мудрецов не было бы нужды ни в каком цинике“, равным образом — что циник должен быть здоров, силен и чистоплотен, дабы не отталкивать от себя людей. Как далеко все это от самодовления старых, настоящих циников! Правда, Диоген и Кратес были своими людьми и советниками во многих семьях; но это обстоятельство было второстепенным и случайным, а вовсе не целью цинизма.
Таким образом, для Арриана совершенно утратились подлинные основные мысли цинизма, как и стоической этики; по-видимому, он даже и не чувствовал надобности в них. Если он проповедует самоотречение, то потому, что оно ему нравится, а нравится оно ему, быть может, только потому, что оно трудно и противно человеческой природе, — проповедовать же легко. Оснований для самоотречения он не старался отыскать, так что кажется, будто перед нами попеременно говорит то христианский аскет, то опять стоик. Ибо, несомненно, правила обоих часто совпадают; но основоположения, на которые они опираются, совершенно различны. Отсылаю по этому вопросу к своему главному произведению, т. I, § 16 и т. 2, гл. 16, — где, притом, истинный дух цинизма и Стои кажется, впервые, основательно разобран.
Непоследовательность Арриана выступает даже в комической форме: бесконечно повторяя характеристику совершенного стоика, он между прочим всякий раз заявляет: „он никого не порицает, не жалуется ни на богов, ни на людей, никого не бранит“ — а вся его книга между тем по большей части составлена в полемическом тоне, который часто переходит в ругань.
При всем том, в книге Арриана там и сям попадаются истинно-стоические мысли, почерпнутые Аррианом или Эпиктетом у древних стоиков; точно также и отдельные черты цинизма изображены здесь метко и живо. Местами даже в ней содержится много здравых мыслей, а также удачные, из самой жизни выхваченные, характеристики людей
