Страница:Шопенгауэр. Полное собрание сочинений. Т. III (1910).pdf/796

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


— 647 —

этого слова, т. e. laesio. Последнее может касаться лица, собственности, или же чести. — Отсюда легко определить права человека: каждый имеет право делать все, что не наносит вреда другому.

Иметь на что-либо право — значит не что иное, как быть в состоянии делать, брать что-либо, или пользоваться чем-либо, не причиняя тем вреда никому другому: Simplex sigillum veri. — Отсюда становится очевидной нелепость иных вопросов, — например, имеем ли мы право на самоубийство. Что же касается личных притязаний, в данном случае предъявляемых нам другими, то они обусловлены нашей жизнью и, следовательно, отпадают вместе с нею. Было бы слишком нелепо требовать, чтобы человек, который не хочет жить для себя, продолжал существовать на потребу другим в виде чистой машины.

§ 122.

Хотя силы людей и не равны, но права их одинаковы; ибо они основаны не на силе, а — по моральному характеру права — на том, что в каждом из нас проявляется тождественная воля к жизни на одинаковой ступени своей объективации. Однако такое положение вещей имеет силу лишь по отношению к первоначальному и абстрактному праву, которое принадлежит каждому человеку, как человеку. Собственность же, равно как и честь, приобретаемые каждым своими собственными силами, находятся в соответствии с количеством и характером этих сил и распространяют право на более обширную сферу: следовательно, в данном случае равенство нарушается. Более одаренный или же более деятельный человек расширяет при этом своими бо̀льшими приобретениями не право свое, а исключительно количество тех вещей, на которые оно распространяется.

§ 123.

В главном своем произведении (т. 2, гл. 47) я показал, что государство, в сущности, представляет собою просто охранительное учреждение против внешних нападений на все государство и внутренних, — отдельных лиц друг на друга. Отсюда следует, что необходимость государства покоится, в последнем основании, на признанной неправедности человеческого рода: если бы ее не было, к чему нужно было бы придумывать государство? Ведь тогда никто не опасался бы нарушения своих прав, простой же союз с целью борьбы против хищных зверей и стихий имел бы лишь отдаленное сходство с государством. С этой точки зрения вполне раскрывается вся ограниченность и плоскость тех горе-философов, которые в напыщенных выражениях изображают государство, как высшую цель и цвет человеческого бытия; учение их — апофеоз филистерства.