только гения: ведь в том и заключается гениальность, когда человеку дана большая мера познавательной силы, чем это необходимо для служения какой бы то ни было индивидуальной воле; и вот, избыток интеллекта освобождается, и, благодаря ему, гениальная личность воспринимает мир без всякого отношения к своей воле. Таким образом, если художественное произведение столь облегчает для нас восприятие идей, в котором и состоит эстетическое наслаждение, то это объясняется не только тем, что искусство, выдвигая существенное и отбрасывая несущественное, показывает нам вещи в более ясном и характерном свете, но в равной мере и тем, что полное безмолвие воли, необходимое для чисто-объективного восприятия сущности вещей, вернее всего достигается в том случае, когда объект созерцания лежит совсем вне области таких вещей, которые могут иметь какое-нибудь отношение к воле, — когда он, другими словами, представляет собою не что-либо реальное, а только образ. Это относится к произведениям не только изобразительного искусства, но точно также и к поэзии: и ее действие на нас обусловливается бескорыстным, безвольным и оттого чисто-объективным восприятием. Именно последнее делает в наших глазах созерцаемый предмет живописным, а событие реальной жизни — поэтическим, ибо только оно распростирает над вещами действительного мира то волшебное сияние, которое в чувственно созерцаемых предметах мы называем красотою, а в предметах, созерцаемых только в воображении, — поэзией. Когда поэты воспевают ясное утро, чудный вечер, тихую лунную ночь и т. п., то, неведомо для них, истинным предметом их восторга и песнопений служит чистый субъект познания, который пробуждается этими красотами природы и появление которого спугивает волю из сознания, отчего и наступает тот глубокий душевный покой, какого иным путем в мире достигнуть нельзя. Иначе как могли бы производить на нас столь благодатное и чарующее впечатление, например, следующие стихи:
|
Nox erat, et coelo fulgebat luna sereno |
Далее, так как новизна и совершенная неизведанность предметов благоприятствует их бескорыстному, чисто-объективному восприятию, то этим и объясняется, почему на чужестранца или обыкновенного туриста производят впечатление живописности или поэтичности такие предметы, которые не способны оказывать подобного же действия на коренных жителей; так, например, на иных людей вид совсем незнакомого города часто производит
