ребенком, а всегда представляет собою тип серьезного, трезвого, вполне положительного и благоразумного человека, тот может быть очень полезным и дельным гражданином мира сего, но никогда не будет он гением. В сущности гений таков потому, что свойственное детскому возрасту преобладание нервной системы и познающей деятельности у него, ненормальным образом, остается на всю жизнь, т. е. получает длительный характер. Некоторые следы такого преобладания, конечно, тянутся даже у иных заурядных людей еще вплоть до юношеских лет: например, во многих студентах еще вполне заметны чисто-духовные стремления и гениальная эксцентричность. Но природа вновь обретает свою колею: они превращаются в куколок и в зрелости просыпаются чистокровными филистерами, которые способны поразить всякого, кто встретится с ними в позднейшие годы. На всей этой метаморфозе и основано прекрасное изречение Гете: „дети совсем не сдерживают своих обещаний, юноши — очень редко; а если они и сдержат слово, то мир не сдержит им своего“ (Сродство душ, ч. I, гл. 10) Да, здесь идет речь о том мире, который высоко держит венцы для выдающихся дарований, но потом возлагает их на головы тех, кто послужил орудием его низменных вожделений или кто сумел его обмануть.
Итак, подобно той красоте юности, которою всякий обладает хоть раз в жизни (beauté du diable), существует и чисто-юная интеллектуальность, — известная духовная сила, склонная и способная к восприятию, пониманию, обучению, — сила, которою всякий владеет в детстве, а некоторые еще и в юности, но которая потом исчезает, как и упомянутая красота. Только очень немногие избранники сохраняют и ту, и другую в течение всей своей жизни, так что даже и в глубокой старости у них еще заметны некоторые следы ее: это — истинно красивые и истинно гениальные люди.
Рассмотренное здесь преобладание мозговой нервной системы и интеллигенции в детстве и их ослабление в зрелом возрасте находит себе важное разъяснение и подтверждение в том, что у животной породы, ближайшей к человеку, у обезьян, существует в поразительной степени то же соотношение. Мало-помалу дознались, что столь понятливый орангутанг — это молодой понго, который, придя в возраст, теряет свое большое сходство с человеческим обликом и в то же время свою удивительную понятливость: низшая, „животная часть его лица увеличивается, лоб через это отступает назад, большие cristae, в виде зародышей мускула, придают черепу животную форму, деятельность нервной системы слабеет, и вместо нее развивается необыкновен-
