Anima, это — самая жизнь, дыхание, ψυχη; animus же, это — животворящее начало и вместе с тем воля, субъект влечений, замыслов, страстей и аффектов; отсюда и выражения: est mihi animus, fert animus («мне хочется»), а также animi causa и т. д.; это — греческое ϑνμος, т. е. душа, чувство, а не голова. Animi perturbatio это — аффект; mentis perturbatio означало бы умопомешательство. Предикат immortalis прилагается animo, а не menti. Все это — общее правило, которое выясняется из множества соответствующих мест; хотя, естественно, при столь близком родстве понятий встречаются и случаи смешения этих слов. Под словом ψυχη греки, по-видимому, мыслили преимущественно и первоначально жизненную силу, животворящее начало, откуда и возникло предчувствие того, что это должно быть нечто метафизическое и, следовательно, в противоположность телу, не подверженное смерти. Это доказывают, между прочим, сохранившиеся у Стобея изыскания об отношении между νους и ψυχη. (Ecl., Lib. I, с. 51, § 7, 8).
10) На чем зиждется тождество личности? Не на материи тела: она, спустя несколько лет, совершенно меняется. Не на форме тела: она меняется в целом и во всех частях, кроме выражения глаз, по которому и можно еще узнать человека спустя многие годы, — это доказывает, что несмотря на все перемены, которые производит в человеке время, все-таки в нем остается еще нечто, временем совершенно не тронутое: это именно то, по чему мы вновь узнаем его спустя долгие, долгие промежутки времени, и в полной неприкосновенности находим прежнего человека. Таким же образом узнаем мы и самих себя: в самом деле, как бы мы ни делались стары, в глубине души мы чувствуем себя точно такими же, какими были и раньше, в молодости и даже еще в детстве. Это неизменное и всегда тождественное себе, не стареющее вместе с другим, это и есть ядро нашего существа, и лежит оно вне времени. Существует мнение, что тождество личности основывается на тождестве сознания. Но если под таким тождеством разуметь просто цепь воспоминаний о пройденном жизненном пути, то ее недостаточно. Конечно, о своей прошлой жизни мы знаем побольше, чем о каком-нибудь давно прочитанном романе, — но все-таки знаем лишь очень немногое. Главные факты и наиболее интересные сцены запечатлелись в памяти; но что касается всего остального, то на одно событие, которое мы запомнили, приходятся тысячи забытых. И чем старее мы становимся, тем бесследнее проходят все наши дни. Глубокая старость, болезнь, поражение мозга, безумие могут совершенно отнять у нас память. Но
