териалом для ее творчества; это именно то, что Жоффруа Сент-Илер определяет как «анатомический элемент». Это — unité de plan, первоосновной тип высшего царства животных, как бы произвольно выбранный тон, в котором природа ведет свою игру.
Разницу между производящей причиной (causa efficiens) и причиной конечной (causa finalis) правильно отметил уже Аристотель (De part. anim. I, 1) в следующих словах: «есть два вида причины: один — ради чего, другой — в необходимую силу чего; лучше всего исследовать и ту, и другую причину». Производящая причина — это та, через которую что-нибудь есть; конечная причина — та, ради которой что-нибудь есть; явление, подлежащее объяснению, имеет, во времени, первую причину позади себя, вторую — перед собою. Только в самопроизвольных действиях животных существ обе эти причины непосредственно совпадают между собою, потому что здесь конечная причина, цель, является в качестве мотива, — последним же всегда служит истинная и настоящая причина действия, та причина, которая это действие производит, то изменение, которое ему предшествует и его вызывает, в силу которого оно, это действие, необходимо наступает и без которого не могло бы произойти, — как я это показал в своем конкурсном сочинении о свободе. В самом деле: что бы в физиологическом отношении ни вставлять между волевым актом и движением тела, — движущим началом всегда останется здесь, по общепринятому убеждению, именно воля; то же, что двигает ее, это — извне приходящий мотив, т. e. causa finalis, которая следовательно является здесь в качестве causae efficientis. Кроме того, из предыдущего мы знаем, что движение тела и волевой акт в сущности — одно и то же, ибо это движение не что иное, как явление воли в интуиции нашего мозга. Это совпадение causae finalis с производящей причиной следует считать прочно-установленным фактом в том единственном явлении, которое нам внутренне известно и которое поэтому навсегда останется нашим первоявлением, — ибо оно, это совпадение, неизбежно влечет нас к тому выводу, что по крайней мере в органической природе, для изучения которой неоходимо руководиться конечными причинами, — по крайней мере, в этой природе зиждущим началом служит воля. Поистине, конечную причину нельзя себе ясно представить иначе, как в виде некоторой преднамеренной цели, т. е. мотива. И когда мы вникаем в конечные причины, действующие в природе, мы, для того чтобы выразить их трансцендентную сущность, должны, не боясь противоречия, смело сказать: конечная причина — это мотив, действующий на то или
