торого зародилась из одних отчетливых понятий, никогда не будет настоящим произведением искусства. Когда, созерцая какое-нибудь творение изобразительных искусств, или читая стихотворение, или слушая музыку (такую, которая стремится изобразить нечто определенное), мы видим, что сквозь все это богатство художественных средств и приемов просвечивает ясное, ограниченное, холодное, трезвое понятие и что оно в конце концов совсем выступает наружу и оказывается ядром данного произведения, которого вся концепция, следовательно, имела чисто-рассудочный характер и дотла исчерпывается воплощением этого понятия,— то мы испытываем неприятное и гневное чувство: мы видим, что нас обманули и напрасно требовали нашего внимания и участия. Вполне удовлетворяет нас художественное произведение только в том случае, если оно оставляет в нашей душе такое впечатление, которого мы, сколько о нем ни думать, не можем целиком довести до отчетливости понятия. Признаком незаконорожденности художественного произведения, т. е. его возникновения из простых понятий, является то, что его создатель, еще до осуществления его, может в ясных словах рассказать, что́ именно он хочет изобразить: ведь если так, то он вполне достигает своей цели уже именно этими словами, — зачем же еще нужно художественное творчество? Вот почему столь же недостойно, сколько и нелепо, когда пытаются, как это нередко бывает в наши дни, сводить то или другое художественное создание Шекспира или Гете к какой-нибудь отвлеченной истине, выражение которой будто бы и служило его целью. Конечно, мыслить во время своей творческой работы художник должен; но только та мысль, которая прежде чем стать мыслью, была созерцанием, — только эта мысль впоследствии, будучи воплощена для других, имеет вдохновляющую силу и потому становится нетленной. — Не могу здесь удержаться от замечания, что произведения, вылившиеся сразу, каковы уже упомянутые эскизы художника, законченные в восторге первой творческой мечты и зарисованные как бы в бессознательном порыве; или мелодии, возникающие без всякой рефлексии, как бы наитием свыше; или наконец, истинно-лирическое стихотворение, простая песенка, в которой глубокое чувство настоящего и впечатление от окружающей обстановки как бы непроизвольно изливается в словах, где размер и рифма являются сами собою, — все такие произведения, говорю я, имеют то великое преимущество, что они представляют собою чистое создание вдохновенной минуты, наития, свободного парения гениальности, без всякой примеси тенденции и рефлексии; именно потому они, так сказать, про-
