знание, что мир и жизнь не могут дать истинного удовлетворения и поэтому не сто̀ят нашей привязанности. В этом — дух трагедии, и ведет он к резиньяции.
Я допускаю, что в трагедии древних этот дух резиньяции лишь редко находит себе прямое выражение. Эдип в Колоне умирает, правда, с самоотречением и готовностью; но его утешает месть своему отечеству. Ифигения в Авлиде умирает с полной готовностью, но это потому, что мыслью своей она обращается ко благу Греции, и это утешает ее и вызывает перемену в ее настроении; и вот она охотно идет на смерть, которой только что всячески пыталась избежать. Кассандра в Агамемноне великого Эсхила умирает с готовностью, αρκειτω βιος (1306); но и ее утешает мысль о мести. Геркулес, в Трахинянках, уступая необходимости, умирает спокойно, но без смирения. Точно также и Ипполит Эврипида. В последнем случае нас поражает то обстоятельство, что Артемида, которая является к Ипполиту для утешения, сулит ему храмы и славу в потомстве, но совсем не указывает на дальнейшую жизнь за гробом, и предоставляет ему умереть, как и вообще все боги покидают умирающих, — в христианстве же боги приближаются к ним, как и в буддизме и браманизме, хотя в последнем боги, собственно, экзотичны. Ипполит, следовательно, как и все почти трагические герои древних, обнаруживает покорность перед неминуемой судьбой и непреклонной волей богов, но вовсе не отрекается от самой воли к жизни. Подобно тому как стоическое равнодушие существенно отличается от христианской резиньяции тем, что оно учит только мужественно ожидать и спокойно переносить неизбежное и неодолимое зло, между тем как христианство учит отречению, отказу от желаний, — так трагические герои древних обнаруживают стойкую покорность перед неизбежными ударами судьбы, трагедия же христианская являет полный отказ от самой воли к жизни, радостную разлуку с миром в сознании его суетности и ничтожества. И все-таки я держусь того мнения, что новая трагедия выше древней. Шекспир неизмеримо выше Софокла; сравнительно с гетевской Ифигенией эврипидовская кажется чуть ли не грубой и пошлой. Эврипидовские Вакханки — возмутительное изделие во славу языческих попов. Некоторые античные пьесы совсем не имеют трагической тенденции, — например, Альцеста и Ифигения в Тавриде Эврипида; другие проникнуты неприятными и даже отталкивающими мотивами, — например, Антигона и Филоктет. Почти все они представляют человечество в ужасной власти случая и заблуждения, но ни одно из них не изобра-
