себя в согласие с недоказанными и, быть может, ошибочными утверждениями.
Я позволю здесь себе еще одно общее замечание. Если бросить взгляд на наши выводы, то надо будет признать, что относительно двух проблем, которые уже в предыдущем отделе были отмечены как глубочайшие в философии нового времени, тогда как древние не дошли до их ясного сознания, — именно относительно проблемы о свободе воли и проблемы об отношении между идеальным и реальным, здравый, но неразвитой ум не только оказывается некомпетентным, но даже обнаруживает явную природную наклонность к заблуждению, от которого его может избавить лишь уже очень разработанная философия. Именно, ему, действительно, свойственно от природы в вопросе о познании слишком много относить на долю объекта: вот почему нужны были Локк и Кант, чтобы показать, какую значительную роль играет в познании субъект. Что же касается хотения, то у человека сказывается обратное стремление — слишком мало приписывать объекту и слишком много субъекту, относя воление все целок последнему и не придавая надлежащего веса фактору, заложенному в объекте, мотивам, которые собственно определяют все индивидуальные особенности поступков, тогда как от субъекта исходят лишь их общие и существенные черты, именно — их моральный основной характер. Нас не должна однако удивлять такая естественная для ума превратность суждений в умозрительных исследованиях: ведь по своему происхождению он предназначен исключительно для практических, а вовсе не для спекулятивных целей.
Если мы, теперь, в результате нашего предыдущего изложения, признали, что человеческое поведение совершенно лишено всякой свободы и что оно сплошь подчинено строжайшей необходимости, то этим самым мы приведены к точке зрения, с которой получаем возможность постичь истинную моральную свободу, свободу высшего порядка.
Именно, есть еще один факт в сознании, который я до сих пор совершенно оставлял в стороне, чтобы не отвлекаться в своем исследовании. Он заключается в вполне ясном и твердом чувстве ответственности за то, что мы делаем, вменяемости наших поступков, основанной на непоколебимой уверенности в том, что мы сами являемся деятелями наших действий. В силу этого сознания никому, даже и тому, кто вполне убежден в доказываемой нами выше необходимости, с какой наступают наши поступки, никогда не придет в голову оправдывать этой необходимостью кокой-либо свой проступок и сваливать вину с себя на мотивы, так как ведь при их появлении данное деяние было неизбежно. Ибо человек отлично понимает, что необходимость эта имеет субъективное условие и что objective, т. е.
