шей и блестящей заслуги Канта в области этики. Она состоит в том учении о совместном существовании свободы и необходимости, которое он впервые развивает в Критике чистого разума (стр. 533—554 первого и стр. 561—582 пятого издания), хотя еще более ясное изложение его содержится в Критике практического разума (четвертое издание стр. 169—179, R. стр. 224—231).
Впервые Гоббс, затем Спиноза, затем Юм, а также Гольбах, в Syst. d. lat. nat., и наконец всего подробнее и основательнее Пристли настолько ясно доказали и поставили вне сомнения полную и строгую необходимость волевых актов при появлении мотивов, что она должна быть причислена к вполне установленным истинам, — так что продолжать разговоры о свободе отдельных поступков человека, о libero arbitrio indifferentiae, могло лишь невежество и неразвитие. И Кант, благодаря неопровержимым доводам этих своих предшественников, принимал полную необходимость волевых актов за нечто непреложное, относительно чего не может более быть никакого сомнения, — как это доказывают все места, где он говорить о свободе исключительно с теоретической точки зрения. При этом однако остается фактом, что наши поступки сопровождаются сознанием самовластия и изначальности, в силу чего мы признаем их за наше дело, и всякий с несомненной уверенностью чувствует себя действительным деятелем своих деяний и морально за них ответственным. А так как ответственность так или иначе предполагает возможность в прошлом иного поведения, т. е. свободу, то в сознании ответственности непосредственно содержится также сознание свободы. И вот, найденным, наконец, ключом для решения этого, из самой сущности дела возникающего противоречия, было кантовское глубокомысленное различение между явлением и вещью в себе, составляющее глубочайшую суть всей его философии и именно ее главную заслугу.
Индивидуум, со своим неизменным, врожденным характером, строго определенный во всех своих проявлениях законом причинности, который здесь, осуществляемый через посредство интеллекта, носит название мотивации, есть лишь явление. Лежащая в его основе вещь в себе, находясь вне пространства и времени, свободна от всякой преемственности и множественности актов, едина и неизменна. Его природа в себе, это — умопостигаемый характер, который, равномерно присутствуя во всех деяниях индивидуума и отражаясь во всех них, как печать в тысяче оттисков, определяет эмпирический характер этого явления, выражающийся во времени и последовательности актов, — так что явление это во всех своих обнаружениях, какие вызываются мотивами, должно представлять постоянство закона природы, благодаря чему все акты человек совершает с строгою
