зренные шарлатаны выдавали им за достоверно открытые тайны философии дикий сумбур лишенных всякого смысла слов, граничащий с сумашедшим бредом и прикрашенный явно нелепыми воззрениями. Кант, имя которого следует упоминать с глубоким почтением, поставил нас на такую вершину познания, что мы смотрим с нее на грубые попытки предшествующего столетия, как на детские игры; вот почему мы не можем дорожить английскими и французскими докторами философии, людьми, обыкновенно, посредственными, которым непохвальное непонимание языка, употребленного великим человеком в его сочинениях, препятствовало принять участие в великом прогрессе науки, которой они, по их же словам, посвятили свою деятельность.
Благодаря Канту, мы знаем, что пространство и время представляют собою скорее свойства нашего ума, чем предметов, т. е. как бы формы его, или способы и законы восприятия, неизбежно подчиняясь которым, он воспринимает все подлежащее восприятию; вот почему ум, как нельзя более верно, предваряет и не колеблясь предугадывает безо всякого опыта законы и нормы пространства и времени, доказательством чего служит математика; точно также мы знаем, что закон причинности и причинную связь ни в каком случае нельзя считать почерпнутыми из опыта, а равным образом присущими и врожденными рассудку и вместе с пространством и временем кроющимся в самой природе нашего ума. При таком положении дел, восприятие только тогда возникает из ощущений, когда ум отнесет действие, которое одно только воспринимается чувствами, к его причине, которую поместит в чисто-умопостигаемом, как мы сказали, пространстве — в том месте, из которого, по показанию чувств, исходит действие, и, вследствие этого, станет смотреть на эту причину, как на материальный объект, наполняющий пространство. Таким образом, восприятие — порождение ума, а не чувств. Переход же от действия к причине совершается непосредственно, мгновенно, необходимым образом и без помощи мышления, потому что он представляет собой непосредственный акт разума, а не результат умозаключения. Умозаключение же является совершенно иной способностью ума, прилагаемой к абстрактным понятиям и к сложным из них, т. е. употребляемой при размышлении, — и именно в силу этой способности человек совершает все то, чем он так отличается от прочих животных. Правда, и принцип причинности, поскольку он мыслится отвлеченно, в абстракции, нуждается в разуме, но первоначальное, непосредственное его понимание основывается на рассудке и, по моему мнению, является единственной его функцией. Рассудок, переходя от ощущений к их внешним причинам при посредстве врожденных форм пространства и времени, доставляет восприятию внешние предметы или объективный мир; точно
