Страница:Шопенгауэр. Полное собрание сочинений. Т. IV (1910).pdf/79

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


— 76 —

Бэйль, статья которого Буридан служит основою всего с тех пор об этом написанного, совсем неверно говорит, будто известен лишь один софизм Буридана: я обладаю целым in-quarto его софизмов. Точно также Бэйль, с такой подробностью разбирающий дело, должен был бы знать — это впрочем и до сих пор, по-видимому, осталось незамеченным — что пример этот, ставший до некоторой степени символом или типом защищаемой мною здесь великой истины, гораздо старше, чем Буридан. Он встречается у Данте, который усвоил все знание своего времени, жил до Буридана и говорил не об ослах, а о людях, в следующих словах, начинающих четвертую книгу его Paradiso:

Intra duo cibi, distanti e moventi
D’un modo, prima si morría di fame,
Che liber’ uomo l’un recasse a’denti[1].

Он встречается даже уже у Аристотеля (De coelo, II, 13), который говорит: καὶ ο λόγος τοῦ πεινῶντος καὶ διψῶντος σφόδρά μὲν, ὁμοίως δὲ, καὶ τῶν ἐδωδιμῶν καὶ ποτῶν ἴσον ἀπέχοντος, καὶ γἀρ τοῦτον ἠρεμεῖν ἀναγκαῖον („также притча о человеке, сильно, но равно томимом голодом и жаждою и одинаково отстоящим от еды и питья: ибо необходимо признать, что он не движется с места“). Буридан, заимствовавший свой пример из этих источников, заменил человека ослом, просто потому, что такова привычка этого убогого схоластика — брать для примера либо Сократа и Платона, либо asinum.

Вопрос о свободе воли действительно является пробным камнем, с помощью которого можно различать глубоко мыслящие умы от поверхностных, или пограничным столбом, где те и другие расходятся в разные стороны: первые все стоят за необходимость данного поступка при данном характере и мотиве, последние же, вместе с большой публикой, придерживаются свободы воли. Затем существует еще средний класс людей, которые, чувствуя себя в затруднении, лавируют из стороны в сторону, сбивают себя и других с пути, укрываются за словами и фразами или до тех пор треплют и переворачивают вопрос, пока нельзя уже понять, в чем же наконец дело. Так было уже с Лейбницем, который в гораздо большей степени был математиком и полигистором, нежели философом[2]. Но чтобы поставить

  1. „Поставленный между двумя блюдами, одинаково отдаленными и одинаково движущимися, человек скорее умрет, чем, обладая абсолютной свободой, возьмет в рот одно из них“.
  2. Шаткость взглядов Лейбница по этому вопросу обнаруживается всего яснее в его письме к Косту (Opera phil., изд. Erdmann, стр. 447); затем также в Теодицее (§ 45—53).