этики цель истолковать, объяснить и свести к его последнему основанию в высшей степени различный в моральном отношении образ действий людей. Поэтому для отыскания фундамента этики не остается иного пути, кроме как эмпирический, — именно исследование, существуют ли вообще поступки, за которыми мы должны признать подлинную моральную ценность, — такие, как поступки добровольной справедливости, чистого человеколюбия и действительного благородства. Их надо будет тогда рассматривать как данный феномен, который мы должны правильно объяснить, т. е. свести к его истинным основаниям, — следовательно, должны указать тот во всяком случае своеобразный импульс, который побуждает человека к поступкам этого, от всех других специфически различного рода. Импульс этот, вместе с восприимчивостью к нему, будет последней основою моральности, а знание его — фундаментом морали. Вот скромная задача, которую я указываю для этики. Кому она, как не содержащая никакой априорной конструкции, никакого абсолютного законодательства для всех разумных существ in abstracto, кажется недостаточно важной, кафедральной и академичной, тот пусть вернется к категорическим императивам, к лозунгу „человеческое достоинство“ — к пустым фразам, фантомам и мыльным пузырям школ, к принципам, над которыми на каждом шагу издевается опыт и о которых, вне аудиторий, ни один человек ничего не знает, никогда их в себе не чувствуя. Напротив, фундамент морали, получаемый моим путем, находит себе опору в опыте, который ежедневно и ежечасно подает за него свое молчаливое свидетельство.
Главная и основная пружина в человеке, как и животном, есть эгоизм, т. е. влечение к бытию и благополучию. — Немецкое слово Selbstsucht („себялюбие“) связано с ложным побочным понятием болезни. Слово же Eigennutz („своекорыстие“) обозначает эгоизм, по-
- ↑ Позволяю себе неправильное словообразование, так как „антиэтический“ было бы здесь недостаточно характеристичным. Вошедшие же теперь в моду слова „sittlich und unsittlich“ („нравственный и безнравственный“) являются плохой заменою для „моральный и неморальный“ — во-первых, потому, что „моральный“ есть научное понятие, которому, как такому, подобает греческое или латинское обозначение, по основаниям, указанным в моем главном произведении, т. 2, гл. 12; во-вторых, потому, что „sittlich“ есть слабое и мягкое выражение, трудно отличимое от „sittsam“ („благонравный“), для которого популярное название — „zimperlich“ („жеманный“). Не нужно делать никаких уступок онемечиванью.
