щей субъективности всякий составляет для себя самого весь мир, ибо все объективное существует лишь косвенно, как простое представление у субъекта, — так что всегда все держится на самосознании. Единственный мир, который каждому действительно знаком и о котором он знает, он носит в себе как свое представление, и этот мир есть поэтому его центр. Вот почему всякий бывает для себя все во всем: он находит себя как вместилище всякой реальности, и для него ничего не может быть важнее, чем он сам. Но меж тем как с его субъективной точки зрения его „я“ представляется такой колоссальной величиной, с объективной оно съеживается почти в ничто, именно приблизительно в 11000.000.000 живущего в настоящее время человечества. Но при этом он с полной уверенностью знает, что именно это превыше всего стояще „я“, этот микрокосм, по отношению к которому макрокосм представляется простой его модификацией или акциденцией, словом, весь его мир, должен погибнуть в смерти, так что последняя равносильна для него с гибелью мира. Таковы, следовательно, элементы, из которых, на основе воли к жизни, вырастает эгоизм, всегда лежащий между человеком и человеком как широкий ров. Если кому действительно случится перепрыгнуть через него на помощь другому, то это является как бы чудом, которое возбуждает удивление и снискивает себе одобрение. Выше, в § 8, при изъяснении кантовского морального принципа, я имел случай показать, как проявляется эгоизм в обыденной жизни, где он, вопреки вежливости, какою его прикрывают наподобие фигового листа, все-таки постоянно откуда-нибудь да выглядывает. Именно, вежливость, это — условное и систематическое отрицание эгоизма в мелочах повседневного обихода, и она представляет собою, конечно, признанное лицемерие: однако она культивируется и восхваляется, так как то, что она скрывает, эгоизм, настолько гадко, что его не хотят видеть, хотя знают, что оно тут — подобно тому как желают, чтобы отвратительные предметы по крайней мере были прикрыты занавеской. — Так как эгоизм, когда его не сдерживает никакая внешняя власть, к которой надо причислить также всякий страх, будь то перед земными или перед сверхъестественными силами, или когда не противодействует ему подлинный моральный импульс, безусловно стремится к своим целям, то при бесчисленном множестве эгоистичных индивидуумов лозунгом дня, во вред всем, было бы bellum omnium contra omnes. Поэтому рефлектирующий разум очень скоро изобретает государственное устройство, которое, возникая из взаимного страха перед взаимным насилием, настолько предотвращает вредные последствия всеобщего эгоизма, насколько этого можно достигнуть отрицательным путем. Где же эти две противодействующие ему силы не могут оказать своего действия, там он тотчас обна-
