этот человек будет злоупотреблять нашим терпением, и доколе будешь ты молчать? Ведь бесстыдство и наглость переходят все границы!“ — Тот возразил: „Имей немножко терпения, дай сказать свое слово времени — оно непременно принесет с собой истину, как это всегда бывает. Подожди только, чтобы чудовище обратилось к нам своей задней частью, и ты услышишь тогда, как его будут проклинать те самые, кто теперь им восхищается“. И это как раз случилось, когда обманщик вновь начал свой припев об орле и осле (столь вымышленый относительно первого и столь справедливый относительно второго). В то же мгновение там и сям стали раздаваться откровенные голоса: „Честное слово“, — сказал один, „а ведь это был совсем не гений, а осел“. — „Что за дураки мы были!“ — вскричал другой, — и таким образом они взаимно ободряли друг друга, пока не пришли к такому заключению: „Видан ли был когда-либо подобный обман? Ведь на самом деле он не сказал ни одного слова, в котором была бы доля правды, а мы ему рукоплескали. Словом, это был осел, а мы стоим того, чтобы нас навьючить“.
Но в это самое время шарлатан выступил снова, обещая другое и пущее чудо: — „Теперь вот“ — сказал он, „я действительно предложу вам не более не менее как знаменитого великана, рядом с которым Энцелад и Тифоей не смели бы и показаться. Я должен однако вместе с тем предупредить, что кто будет звать его „исполин“, тот этим создаст свое благополучие, — ибо тому он доставит большие почести, осыплет богатствами, снабдит тысячами, даже десятками тысяч пиастров дохода, а сверх того — чинами, должностями и местами. Напротив, горе тому, кто не признает в нем великана: тот не только не получит никаких знаков милости, но его постигнет даже громовая кара. Взирай, весь мир! Вот он идет, вот он показывается, — о, как он высок!“ — Поднялась занавеска, и появился человек, который скрылся бы из глаз, если бы стал на колодезное коромысло, — величиною как от локтя до кисти, — ничтожество, пигмей во всех отношениях, по своему существу и приемам. „Но что же вы делаете? Почему вы не кричите? Почему вы не аплодируете? Поднимайте ваш голос, ораторы! Пойте, поэты! Пишите, гении! Да будет вашим кликом: знаменитый, необыкновенный, великий человек!“ — Все стояли в оцепенении и спрашивали глазами друг друга: — „Что же тут исполинского? В чем же тут сказывается герой?“ — Но уже толпа льстецов начала все громче и громче кричать: „Да, да! исполин, исполин! первый человек на свете! Какой великий государь был тот-то! Какой храбрый полководец тот-то! Какой отличный министр тот-то и тот-то!“ Тотчас посыпался на них дождь дублонов. Тут-то записали авторы! — и не историю уже, а панегирики. Поэты, даже сам
