есть знание, то в этом смысле она — наука: собственно говоря, она есть нечто среднее между искусством и наукой, или, вернее, нечто, объединяющее то и другое.
Радость от непосредственного и наглядного, правильного и глубокого постижения общего и существенного в мире, с какой-нибудь стороны, так велика, что тот, кому она дается, забывает все остальные цели, все бросает для того, чтобы, запечатлев результат такого познания в чистых отвлеченных понятиях, сохранить хотя бы сухую бесцветную мумию его или грубое его отражение, — прежде всего для себя самого, а при случае и для других, если кто-нибудь способен будет оценить это.
Представьте себе все человеческое знание в виде многоветвистого дерева, но таким образом, что от ствола отходят немногие ветви, от которых, постепенно разветвляясь, простираются бесчисленные, под конец совсем маленькие веточки. Исследователь специальной науки старается соединить две последние и самые маленькие ветки, что̀ не представляет затруднения, так как они расположены очень близко одна от другой. Философ же пытается привести в связь главные ветки, непосредственно идущие от ствола. Поэтому он не станет делать опытов с щелочами и кислотами или предпринимать кропотливые исследования, чтобы выяснить, действитетьно ли в Риме было 7 царей, или вычислять отношение диаметра к окружности, чтобы продолжить вычисление еще на несколько десятичных знаков, — нет, он будет обозревать жизнь в целом и общем и постарается правильно и во всей полноте уловить ее главные и основные черты, которые проявляются также и в повседневном опыте.
Я не знаю лучшего возражения против ценности всякого исторического исследования, чем заданный историку вопрос: „А если бы я жил прежде, чем совершились и были изучены все эти события, был ли бы я тогда непременно менее мудрым?“
Далее — следующее: материал истории бесконечен, как известно; т. е. при изучении ее общая сумма неисследованного ни в каком случае не уменьшается от того, что̀ уже стало из нее известным.
Во всех действительных науках законченность знания можно по крайней мере предвидеть. — Когда нам станет открытою история Китая и Индии, то бесконечность материала обнаружит всю неправильность
