сознание имеет непосредственный характер. Как бы то ни было, ближайшим нашим вопросом будет: что же содержится в самосознании? — или: в какой форме человек непосредственно сознает свое собственное „я“? Ответ: непременно как нечто волящее. Всякий, при наблюдении собственного самосознания, скоро заметит, что предметом последнего по всех случаях бывает собственное хотение. Но под этим, конечно, надо понимать не одни только окончательные, тотчас же в дело переходящие волевые акты и формальные решения, вместе с вытекающими из них поступками: кто только способен улавливать сущность, несмотря на различные видоизменения степени и рода, тот не замедлит отнести к проявлениям воли также всякое вожделение, стремление, желание, потребность, тоску, надежду, любовь, радость, ликование и т. п., равно как нежелание, или неохоту, всякое отвращение, уклонение, боязнь, гнев, ненависть, печаль, страдание, словом все аффекты и страсти. Ибо все эти аффекты и страсти суть лишь более или менее слабые либо сильные, то энергичные и бурные, то тихие движения встретившей преграду либо получившей простор, удовлетворенной либо не удовлетворенной собственной воли, и все они многоразличными путями имеют отношение к достижению или неполучению желаемого и к претерпению либо отклонению того, что ненавистно; но таким образом, это несомненные состояния той же воли, которая действует в решениях и поступках[1]. Сюда именно относится даже и то, что называют чувством удовольствия или неудовольствия: правда, состояния эти имеются в большом разнообразии степеней и видов, но их все-таки всегда можно свести к состояниям вожделения либо отвращения, т. е. к самой воле, сознающей самое себя как удовлетворенную, встретившую себе препятствие или получившую свободу действия. Это относится даже и к телесным, приятным или болезненным и всем другим бесчисленным между этими двумя категориями лежащим ощущениям, — ибо сущность всех этих состояний заключается в том, что они непосредственно вступают в сознание как нечто сообразное с волей либо ей противное. Да и собственное свое тело, строго говоря, мы сознаём непосредственно лишь как вовне действующий орган воли и носитель восприимчивости к приятным и болезненным ощуще-
- ↑ Замечательно, что такое понимание дела вполне обнаруживается уже у отца церкви Августина, тогда как оно отсутствует у столь многих новейших авторов, с их пресловутой „чувствующей способностью“. Именно, в De civit. Dei, кн. XIV, гл. 6 Августин говорит об affectionibus animi которые он в предыдущей книге распределил под четырьмя категориями — cupiditas, timor, laetitia, tristitia, и замечает: voluntas est quippe in omnibus, imo omnes nihil aliud, quam voluntates sunt: nam quid est cupiditas et laetitia, nisi voluntas in eorum consensionem quae volumus? et quid est metus atque tristitia, nisi voluntas in dissensionem ab his, quae nolumus?
