и в котором их скорбь претворится в блаженство; конечно, с их стороны последовательно, если они не хотят и слушать, что время — только форма явления, поток, который протекает мимо них дальние, но не может увлечь их с собою, что, наоборот, настоящее, эта форма жизни, неизменно парит над их головами, что „теперь“ с его скудостью будет для них существовать всегда, что они в течение бесконечного времени стоят на одном и том же месте, сколько бы очей ни смыкала смерть, и что не будет конца этой му́ке, пока их воля не обратится, т. е. пока они не перестанут быть тем, что они есть, и не станут тем, что они не есть. Да и кто вообще сознает за собою настолько доблести, чтобы это размышление не наполнило его ужасом, от которого я знаю только одно утешение, — то, какое учителя церкви выразили в словах: „Спасают не дела, ибо они всегда скудны, а вера!“ Это значит: „Так как вы не можете удовлетворить моральной совести, то дайте удовлетворение, по крайней мере, — совести теоретической, интеллектуальной, и не сопротивляйтесь истине“.
Оттого для доброго и мудрого блаженство всегда так же близко, как для глупца оно всегда далеко. Время только — форма явления; субъект и воля лежат вне его. На время нельзя надеяться, его нельзя и бояться. Смерть, поскольку она — страдание, представляет собою побуждение к спасению, но не самое спасение. Только собственная воля может нас спасти или погубить. Основание и следствие существуют только в явлении. А воля и ее награда, это — одно, а именно — жизнь. Как во всех вещах, так и в главном деле мы, оказывается, зависим от самих себя. (См. § 303).
Пусть же всякий у кого, все равно — как, но только всецело, воля сломлена, — пусть он знает, что это ему во благо, ибо воля именно и есть его несчастье.
Удовлетворение полового влечения само по себе подлежит безусловному отвержению, потому что оно представляет собою самое сильное утверждение жизни. Это относится к половому удовлетворению как к браке, так и вне брака. Но последнее дурно вдвойне, потому что оно вдобавок является еще и отрицанием чужой воли, — ведь девушка этим прямо или косвенно ввергается в несчастье, и мужчина, значит, удовлетворяет свою похоть за счет чужого счастья. Исключением отсюда было бы, если бы девушка или вдова, были достаточно богата, чтобы воспитать детей, и достаточна сильна, чтоб презреть чужое мнение. Вообще женщина при внебрачном удовлетворении не несет
