Наконец, то же блаженство безвольного созерцания распростирает свои дивные чары и на прошлое и отдаленное, путем самообмана рисуя их в столь прикрашенном виде. Ибо оживляя в нашей памяти давно минувшие дни, проведенные нами где-нибудь далеко, фантазия воскрешает только объекты, а не субъект воли, который и тогда, как и теперь, влачил за собою свои неисцелимые страдания: но мы забыли их, потому что с тех пор они часто уступали свое место другим. И вот объективное воззрение действует в воспоминании так же точно, как действовало бы и в настоящем, если бы только мы были в силах отдаться ему безвольно. От этого и происходит, что, особенно в те моменты, когда нас сверх обычной меры гнетет какое-нибудь горе, — неожиданное воспоминание прошедших и отдаленных картин проносится перед нами как потерянный рай. Только объективное, не индивидуально-субъективное воскрешает фантазия, и мы воображаем, что это объективное стояло перед нами тогда столь же чистое, не омраченное никаким отношением к воле, как стоит теперь его образ в нашей фантазии; между тем отношение объектов к нашему хотению, наверное, так же мучило нас тогда, как мучит теперь. И предстоящие объекты могут так же освобождать нас от всяких страданий, как и отдаленные, если только мы в силах подняться к чисто-объективному созерцанию их и вызвать иллюзию, что существуют одни лишь эти объекты, а не мы сами: тогда, отрешенные от своего страдающего я, мы, как чистый субъект познания, сливаемся воедино с этими объектами, и как чуждо им наше горе, так, в подобные мгновения, чуждо оно и нам самим. Тогда остается только мир как представление, — мир как воля исчезает.
Всеми этими соображениями я хотел показать, какого рода и как велика та доля, которую имеет в эстетическом наслаждении его субъективное условие: освобождение познания от служения воле, забвение собственного я в качестве индивидуума, возвышение сознания к чистому, безвольному, безвременному, независимому от всяких отношений субъекту познания. С этой субъективной стороной эстетического созерцания, как необходимый коррелят, всегда одновременно выступает и объективная сторона — интуитивное восприятие платоновой идеи. Но прежде чем обратиться к более подробному рассмотрению этой второй стороны и к роли искусства по отношению к ней, будет целесообразнее еще немного заняться субъективной стороной эстетического наслаждения, для того чтобы закончить ее рассмотрение анализом от нее одной зависящего и вызываемого ее модификацией впеча-
