превращается в эмпирическую, есть с одной стороны ощущение, а с другой — причинность, превращающая простое ощущение в объективную эмпирическую интуицию и потому не выводимая сама из нее, но данная a priori и являющаяся формой и функцией чистого рассудка — и притом его единственной функцией, но зато столь плодотворной, что на ней держится все наше эпирическое познание.
Если, как часто говорят, всякое заблуждение опровергнуто вполне лишь тогда, когда психологически объяснено его происхождение, то я, надеюсь, сделал это по отношению к кантовскому учению о категориях и их схематизме.
Внеся столь крупные ошибки в начальные элементы теории представления, Кант приходит затем к целому ряду в высшей степени сложных допущений. Сюда относятся прежде всего «синтетическое единство апперцепции» — весьма странная вещь, весьма странно изложенная. «Я мыслю должно мочь сопровождать все мои представления». «Должно мочь»: вот — проблематически-аподиктическое предложение, или, выражаясь попросту, предложение, отбирающее одной рукою то, что оно дает другой. Но каков смысл этого балансирующего на шпице предложения? Что всякая представляющая деятельность — мышление? Нет; да это и привело бы к невозможным последствиям: ибо в таком случае не оказалось бы ничего, кроме отвлеченных понятий, и всего менее существовало бы безрефлективное и безвольное созерцание, вроде созерцания прекрасного, глубочайшего постижения истинной сущности вещей, т. е. их платоновых идей. Кроме того, и животные в таком случае должны были бы или мыслить, или совсем не иметь уже никакого представления. — Или это предложение должно значить: «нет объекта без субъека?» Тогда это очень плохое и запоздавшее выражение правильной мысли. Если мы сопоставим все высказанное Кантом, то найдем, что под синтетическим единством апперцепции он подразумевает нечто вроде непротяженного центра сферы всех наших представлений, радиусы которой как бы конвергируют в этой точке. Это — то, что я называю субъектом познания, корреллятом всех представлений, и что я подробно описал и выяснил в 22-й главе ІІ-го тома, как тот фокус, в котором конвевгируют лучи мозовой деятельности. Ограничиваюсь ссылкой, чтобы не повторять однажды сказанного.
То, что я отбрасываю все учение о категориях и причисляю его к тем бездоказательным допущениям, которыми Кант загро-
