стической формой изложения. То же доказательство можно было бы привести и против ограничености мира во времени, если бы нам не давала гораздо лучшего путеводная нить закона причинности. Далее, если допустить, что мир ограничен в пространстве, то возникает неразрешимый вопрос, какое же преимущество у наполненной части пространства перед бесконечной частью, оставшейся пустой? Обстоятельное и очень поучительное изложение аргументов pro и contra конечности мира дает Джордано Бруно в пятом диалоге своей книги „Del infinito, universo e mondi“. Впрочем, сам Кант, серьезно и опираясь на объективные доказательства, утверждает, что мир бесконечен в пространстве: см. его „Естественную историю и теорию неба“. (Ч. II, гл. 7). То же признает и Аристотель, см. Phys. III, глава 4, — эта глава, и следующие за нею, весьма поучительна по отношению к данной антиномии.
Во втором противоречия тезис делает сразу весьма не тонкое petitionem principii, заявляя, что „всякая сложная субстанция состоит из простых частей“. Из произвольно допущенной сложности ему, конечно, очень легко затем доказать существование простых частей. Но положение „всякая материя есть нечто сложное“, на которое он метит, остается не доказанным, потому что это нелепица. Простому противоположно не сложное, а протяженное, имеющее части, делимое на части. На самом деле здесь молчаливо принимается, что части существовали до целого и были потом сложены, вследствие чего возникло целое: ибо именно это означает слово „сложный“. Однако этого столь же нельзя утверждать, как и противоположного. Делимость означает только возможность разложения целого на части, — но не то, что оно возникло, сложившись из частей. Делимость говорит о частях a parte post, сложность — a parte ante. Ибо в сущности между целым и частями нет временного отношения: на самом деле они взаимно обусловливают друг друга и существуют всегда вместе — лишь поскольку существуют они оба (целое и части), имеется налицо пространственно-протяженное. Поэтому слова Канта в примечании к тезису: „пространство следовало бы называть не Compositum, а Totum“ и т. д. вполне приложимы и к материи, которая есть не что иное, как пространство, ставшее воспринимаемым. — С другой стороны, утверждаемая антитезисом бесконечная делимость материи следует бесспорно и a priori из делимости заполняемого ею пространства. Против этого положения нечего сказать: поэтому и Кант на стр. 513; V, 541, где он говорит на сей раз серьезно и от своего лица, а не в качестве
