мость которых для нас Кант доказывает в Критике чистого разума! Ведь благодаря такому сознанию, мы можем наперед высказывать некоторое безусловное долженствование (Muss), применимое ко всему возможному для нас опыту. Разница между этим долженствованием (Muss), как определенной уже в субъекте необходимой формы всякого объекта, и долженствованием моральности (Soll) настолько велика и очевидна, что совпадением их в признаке неэмпирического познавания можно воспользоваться разве для остроумного сравнения, но никак не для того, чтобы философски оправдать отождествление их источника.
Впрочем, место рождения этого детища практического разума, абсолютного долженствования, или категорического императива лежит в критике не практического, а еще чистого разума, стр. 802; V, 830. Однако роды искусственны и удаются лишь при помощи родильных щипцов некоего „поэтому“, которое дерзко и отважно, можно сказать — бесстыдно, втискивается между двумя совершенно чуждыми друг другу и не имеющими ни малейшей связи предложениями, чтобы связать их в качестве основания и следствия. А именно: Кант исходит из того положения, что мы определяемся не только наглядными, но и абстрактными мотивами, формулируя его следующим образом: „не только то, что прельщает, т. е. непосредственно аффицирует чувства, определяет человеческую волю, — но мы обладаем и способностью побеждать впечатления, действующие на нашу чувственную способность желаний, представлениями о том, что вредно или полезно более отдаленным образом. Эти соображения о том, что достойно желания по отношению ко всему нашему благосостоянию, т. е. что хорошо и полезно, основываются на разуме“. (Совершенно верно: всегда бы ему говорить так разумно о разуме). „Поэтому (!) разум дает законы, являющиеся императивами, т. е. объективными законами свободы, которые говорят о том, что должно быть, хотя бы этого и не было в действительности“ (!). Так, без дальнейших полномочий, внезапно появляется в мире категорический императив, чтобы править в нем с помощью своего безусловного долженствования, этого скипетра из деревянного железа. Ибо в понятии долженствования необходимо лежит отношение к известной награде или наказанию, как его условию, отдельно от которого оно теряет всякий смысл и значение: поэтому „безусловное долженствование“ — contradictio in adjecto. Эта ошибка должна быть осуждена, в какой бы тесной связи ни стояла она с великой заслугой Канта перед этикой, — заключающейся в том, что он освободил последнюю от всех принципов эмпирического мира,
