Страница:Шопенгауэр. Полное собрание сочинений. Т. I (1910).pdf/361

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


— 179 —

животное, поскольку мы его воспринимаем в данное время, на данном месте, как индивидуум, возникший в связи опыта, т. е. в цепи причин и действий, и столь же неизбежно преходящий, — есть не вещь в себе, а явление, имеющее значение только для нашего познания. Для того чтобы познать его, животное, так, каким оно в себе, т. е. независимо от всех лежащих во времени, пространстве и причинности определений, необходим был бы иной способ познания, а не тот единственно доступный для нас, который осуществляется посредством чувств и рассудка».

Для того чтобы еще более приблизить кантовское выражение к платоновскому, можно было бы сказать: время, пространство и причинность — это такое устройство нашего интеллекта, в силу которого единое, собственно, наличное существо каждого рода представляется нам как множество однородных, постоянно вновь возникающих и преходящих существ, в бесконечной последовательности. Восприятие вещей с помощью такого устройства и соответственно ему — это восприятие имманентное; то же, которое сопровождается сознанием своих обусловливающих моментов, — это восприятие трансцендентальное. Последнее получается in abstracto, посредством критики чистого разума; но в виде исключения оно может возникать также интуитивно (последнее — это уже мое добавление, которое я и постараюсь оправдать настоящей третьей книгой).

Если бы у нас когда-нибудь действительно поняли и усвоили себе учение Канта, если бы со времени Канта усвоили себе Платона, если бы точно и серьезно продумали внутренний смысл и содержание теорий обоих великих учителей, вместо того чтобы перебрасываться техническими выражениями одного и пародировать стиль другого, то, наверное, давно бы увидели, в какой сильной степени оба великих мудреца согласны между собою, — увидели бы, что истинный смысл и конечная цель обоих учений решительно одни и те же. Тогда не только бы не стали беспрерывно сравнивать Платона с Лейбницем, на котором вовсе не почил дух первого, или даже с одним еще здравствующим известным господином[1] (как бы в насмешку над тенью великого мыслителя древности), но и вообще подвинулись бы гораздо дальше, чем стоят теперь или, вернее, не отступили бы назад так позорно далеко, как это случилось в последние сорок лет: не позволили бы тогда дурачить себя то одному, то другому пустозвону и

  1. Ф. Г. Якоби.