злой один видит его: ибо только его одного касается он непосредственно. Прошедшее было бы безразлично, как простое явление, и оно не могло бы угнетать совести, если бы характер не чувствовал себя свободным от всякого времени и недоступным его изменяющему влиянию, покуда он не отрицает самого себя. Поэтому давно совершенные деяния все еще тяготеют на совести. Молитва: «не введи меня в искушение» означает: «не дай мне видеть, каков я».
Сила, с которою злой утверждает жизнь и которая является ему в виде страдания других, им причиняемого, служит мерилом того, как далеко от него упразднение и отрицание все той же воли, — это единственно-возможное искупление от мира и его горестей. Он видит, насколько он принадлежит миру и как тесно привязан к нему: познанное страдание других не могло его тронуть, но во власть жизни и ощущаемого страдания он подпадает. Еще неизвестно, сломит ли когда-нибудь это страдание и одолеет ли всю напряженность его воли.
Это раскрытие смысла и внутренней сущности зла, составляющее как простое чувство, т. е. не как отчетливое, абстрактное знание, — содержание угрызений совести, приобретет еще бо̀льшую ясность и законченность, если мы таким же образом рассмотрим и добро, как свойство человеческой воли, и, наконец, полную резиньяцию и святость, которая вытекает из этого свойства, когда оно достигает высшей степени. Ибо противоположности всегда взаимно уясняют друг друга, и день одновременно раскрывает и себя самого, и ночь, — как это прекрасно сказал Спиноза.
Мораль необоснованная, т. е. простое морализирование, не может иметь силы, так как она не мотивирует. Но мораль мотивирующая достигает силы, только оказывая воздействие на себялюбие. Между тем то, что вытекает из последнего, не имеет моральной ценности. Отсюда следует, что мораль и отвлеченное познание вообще не в силах создать истинной добродетели: последняя должна вытекать из интуитивного познания, которое видит в чужом индивидууме то же существо, что и в собственном.
Ибо хотя добродетель и вытекает из познания, — но не из познания абстрактного, выражаемого словами. Если бы она происходила из отвлеченного познания, то ей можно было бы учить,
