как наличность настоящего момента нисколько не предполагает начала самого времени), а создается лишь косностью размышляющего индивида. — Итак, совершенно неверно, будто эта предпосылка содержится в понятии причины, как достаточного основания, — я подробно показал это выше при разборе совпадающего с этим тезисом кантовского принципа разума. Для пояснения этого ложного тезиса Кант не посовестится привести как пример необусловленного начала вставание со стула (в примечании): точно подняться со стула без мотива не столь же невозможно, как шару покатиться без причины! Что же касается до ссылки Канта на философов древности, очевидно внушенной ему сознанием собственной слабости, то я считаю излишним доказывать ее несостоятельность примерами Окелла Лукана, элейцев и др., не говоря уже об индусах. А против аргументации антитезиса я, как и в предшествующем случае, ничего не имею возразить.
Четвертое противоречие, как я уже заметил, тождественно с третьим. Равным образом и доказательство тезиса в сущности то же, что и там. Его утверждение, будто всякое обусловленное предполагает полный и оттого завершающийся безусловным ряд условий, есть petitio principii, подлежащее решительному отрицанию. Всякое обусловленное предполагает не более как только свое условие: что последнее в свою очередь обусловлено — это другой вопрос, непосредственно не связанный с первым.
В некоторой кажущейся действительности антиномии нельзя отказать; но все же замечательно, что ни одна часть кантовской философии не встретила столь мало возражений и, даже более того, не нашла такого признания, как это весьма парадоксальное учение. Почти все философские фракции и руководства придают ему важное значение, повторяют его и разрабатывают дальше, между тем как почти все остальные теории Канта подверглись нападкам: мало того, были отдельные тупые головы, которые отвергали даже трансцендентальную эстетику. Единодушный же прием, встреченный антиномией, надо думать, объясняется тем, что кое для кого весьма приятно взирать на пункт, где рассудку приходится остановиться, наткнувшись на что-то такое, что сразу и существует, и не существует, и таким образом они действительно имеют здесь перед собою шестой фокус Филадельфия, в Лихтенберговском листке публикаций.
Следующее затем критическое разрешение космологического противоречия, будучи взято в его настоящем смысле, есть вовсе не то, за что Кант его выдает: оно вовсе не решает спора тем открытием, что в первом и втором противоречии обе стороны,
