обманула тебя: я люблю маленькаго Гидона настоящею глубокою любовью… Я обожаю его.
Она испустила ужасный крикъ. Возлюбленная и христіанка одинаково были затронуты въ ея душѣ.
— О, Анри, помилосердствуй! ты лжешь, ты не могъ такъ опозорить себя!..
— Опозорить себя! Напротивъ, я горжусь этимъ.
Между ними происходили все чаще и чаще бурныя сцены. Бландина уступала, покорялась, разрываясь между безконечнымъ ужасомъ и состраданіемъ, которые, соединившись, принимали одну изъ самыхъ мучительныхъ формъ любви.
Теперь Гидонъ ночевалъ въ замкѣ. Бландина избѣгала его, но иногда она показывалась на глаза Кельмарку, и выраженіе ея лица было таково, что графъ, при видѣ ея, набрасывался на нее съ упрекомъ:
— Берегитесь, Бландина! говорилъ онъ ей, вы затѣяли опасную игру. Не чувствуя любви, я питалъ, къ вамъ нѣчто вродѣ культа, основаннаго на глубокой благодарности. Я уважалъ васъ, какъ не уважалъ никого изъ женщинъ послѣ бабушки.
Но я, въ концѣ концовъ, возненавижу васъ. Считая васъ постояннымъ препятствіемъ для моихъ желаній, я готовъ относиться къ вамъ, какъ къ палачу, который стремится лишать меня сна и пищи! Ахъ, вы исполняете этимъ хорошую и милостивую обязанность, святая, честная ангельская женщина!
обманула тебя: я люблю маленького Гидона настоящею глубокою любовью… Я обожаю его.
Она испустила ужасный крик. Возлюбленная и христианка одинаково были затронуты в её душе.
— О, Анри, помилосердствуй! ты лжешь, ты не мог так опозорить себя!..
— Опозорить себя! Напротив, я горжусь этим.
Между ними происходили всё чаще и чаще бурные сцены. Бландина уступала, покорялась, разрываясь между бесконечным ужасом и состраданием, которые, соединившись, принимали одну из самых мучительных форм любви.
Теперь Гидон ночевал в замке. Бландина избегала его, но иногда она показывалась на глаза Кельмарку, и выражение её лица было таково, что граф при виде её набрасывался на нее с упреком:
— Берегитесь, Бландина! — говорил он ей, — вы затеяли опасную игру. Не чувствуя любви, я питал к вам нечто вроде культа, основанного на глубокой благодарности. Я уважал вас, как не уважал никого из женщин после бабушки.
Но я, в конце концов, возненавижу вас. Считая вас постоянным препятствием для моих желаний, я готов относиться к вам, как к палачу, который стремится лишать меня сна и пищи! Ах, вы исполняете этим хорошую и милостивую обязанность, святая, честная ангельская женщина!
