— Ахъ, Бландина! Бландина! Сколько я страдалъ, какъ я страдаю сейчасъ, никто никогда не узнаетъ, если не пройдетъ черезъ такія же муки!
Бѣдная моя, ты думала, что я сержусь на тебя, и что мнѣ нравилось дѣлать тебѣ больно…
Послушай, будь благоразумна. Представь себѣ кого-нибудь, привязаннаго къ костру и сжигаемаго на медленномъ огнѣ; и ты упрекаешь его за то ужасное зрѣлище, которое онъ доставляетъ своей пыткою чувствительнымъ душамъ! Ахъ, это зрѣлище невольно представилось тебѣ!
Эту страдающую жертву, этого терпѣливаго мученика, все существо котораго является постоянною пыткою, страшною болью, этого заживо сжигаемаго, ты называешь съ упрекомъ своимъ палачомъ.
Отнынѣ, моя сестра, не дѣлай больше недовольнаго лица, не показывай твоего добродѣтельнаго осужденія.
Ахъ, съ меня довольно! Если я причинилъ невольное зло тебѣ, лучшей изъ всѣхъ женщинъ, я спрашиваю себя, почему я скрывалъ бы отъ тебя чувства толпы. Далеко отъ того, чтобы унижать себя, я возвышаюсь…
Неужели ты будешь осуждать меня, проклинать, какъ другіе? Какъ тебѣ угодно. Я даже предоставляю тебѣ право простить меня. Я не больной, не преступникъ. Я ощущаю свое сердце болѣе широкимъ и возвышеннымъ, чѣмъ самые
— Ах, Бландина! Бландина! Сколько я страдал, как я страдаю сейчас, никто никогда не узнает, если не пройдет через такие же муки!
Бедная моя, ты думала, что я сержусь на тебя, и что мне нравилось делать тебе больно…
Послушай, будь благоразумна. Представь себе кого-нибудь, привязанного к костру и сжигаемого на медленном огне; и ты упрекаешь его за то ужасное зрелище, которое он доставляет своей пыткою чувствительным душам! Ах, это зрелище невольно представилось тебе!
Эту страдающую жертву, этого терпеливого мученика, всё существо которого является постоянною пыткою, страшною болью, этого заживо сжигаемого, ты называешь с упреком своим палачом.
Отныне, моя сестра, не делай больше недовольного лица, не показывай твоего добродетельного осуждения.
Ах, с меня довольно! Если я причинил невольное зло тебе, лучшей из всех женщин, я спрашиваю себя, почему я скрывал бы от тебя чувства толпы. Далеко от того, чтобы унижать себя, я возвышаюсь…
Неужели ты будешь осуждать меня, проклинать, как другие? Как тебе угодно. Я даже предоставляю тебе право простить меня. Я не больной, не преступник. Я ощущаю свое сердце более широким и возвышенным, чем самые
