мнѣ случалось наносить зло? тебѣ? Но это было безсознательно; я вовсе не такой человѣкъ, о которомъ ты мечтала, или, по крайней мѣрѣ, такой, какого ты могла бы себѣ желать. Я не могу ничего подѣлать. Я первый страдаю отъ твоего отчаянія. Ты плачешь отъ моихъ словъ; ты права, Бландина, если ты льешь эти слезы отъ зрѣлища моего отчаянія отъ моихъ долгихъ Страстей… Твое сочувствіе дѣлаетъ мнѣ честь и облегчаетъ мою душу. Но если ты плачешь отъ стыда за меня, дорогая, если ты осуждаешь меня, отталкиваешь, если ты раздѣляешь предразсудокъ этого западнаго и протестанскаго свѣта… тогда, покинь меня, утри слезы, меня не трогаетъ твое стыдливое участіе.
Да, съ нынѣшняго дня, Бландина, я не буду пользоваться людскимъ уваженіемъ и трусливой чистотой.
Настанетъ время, когда я заявлю о моей правотѣ въ лицо всему міру.
Пора. Мое адское состояніе души длилось достаточно. Оно началось съ минуты моей возмужалости. Въ коллэжѣ мои товарищи нарушили всю живость и самую нѣжную меланхолію моихъ чувствъ. Во время купанья зябкая нагота моихъ товарищей вызывала во мнѣ сильный экстазъ. Срисовывая античныя произведенія, я наслаждался благородными мужскими академіями; по призванію язычникъ, я не понималъ добродѣтели, безъ того чтобы не облечь ея въ гармоническія формы ка-
мне случалось наносить зло? тебе? Но это было бессознательно; я вовсе не такой человек, о котором ты мечтала, или, по крайней мере, такой, какого ты могла бы себе желать. Я не могу ничего поделать. Я первый страдаю от твоего отчаяния. Ты плачешь от моих слов; ты права, Бландина, если ты льешь эти слезы от зрелища моего отчаяния от моих долгих Страстей… Твое сочувствие делает мне честь и облегчает мою душу. Но если ты плачешь от стыда за меня, дорогая, если ты осуждаешь меня, отталкиваешь, если ты разделяешь предрассудок этого западного и протестантского света… тогда, покинь меня, утри слезы, меня не трогает твое стыдливое участие.
Да, с нынешнего дня, Бландина, я не буду пользоваться людским уважением и трусливой чистотой.
Настанет время, когда я заявлю о моей правоте в лицо всему миру.
Пора. Мое адское состояние души длилось достаточно. Оно началось с минуты моей возмужалости. В коллеже мои товарищи нарушили всю живость и самую нежную меланхолию моих чувств. Во время купанья зябкая нагота моих товарищей вызывала во мне сильный экстаз. Срисовывая античные произведения, я наслаждался благородными мужскими академиями; по призванию язычник, я не понимал добродетели, без того чтобы не облечь её в гармонические формы ка-
