когда Бландина узнала о полномъ выздоровленіи молодого человѣка.
Преспектива возвращенія на родину этого столь любимаго юноши, заставляла волноваться Бландину не меньше самой бабушки. Она считала дни и по дѣтски вычеркивала ихъ на календарѣ, какъ и ученикъ долженъ былъ дѣлать тоже, тамъ въ коллежѣ.
Когда Анри позвонилъ у калитки виллы, то Бландина открыла ему. Ей показалось, что она увидѣла передъ собою юнаго бога. Вся кровь бросилась ей въ сердце. Она сразу начала его обожать, съ полнымъ уваженіемъ, безъ всякой надежды, безъ всякой тщеславной мечты, только ради него самого, и поняла, что всѣ ея желанія, всѣ ея стремленія будутъ сходиться къ одному — жить всегда возлѣ юнаго Кельмарка. Позднѣе, она могла лучше разобраться въ томъ, что произошло въ ея душѣ съ первой, но рѣшительной встрѣчи. Она могла бы передать это сложное впечатлѣніе только въ видѣ послѣдовательнаго разсказа. Въ общемъ Анри страннымъ образомъ импонировалъ благочестивой Бландинѣ. Точно по мановенію молніи, подготовленной цѣлымъ потокомъ чувствъ, симпатіи, въ ея душу врывалось смѣшеніе страха, сердечнаго страданія и поклоненія, можетъ быть, даже немного этого оккультическаго благочестія, которое мы испытываемъ передъ рѣдкими предметами, явленіями, почти непонятными для обыкновенной жизни…
когда Бландина узнала о полном выздоровлении молодого человека.
Перспектива возвращения на родину этого столь любимого юноши, заставляла волноваться Бландину не меньше самой бабушки. Она считала дни и по детски вычеркивала их на календаре, как и ученик должен был делать тоже, там в коллеже.
Когда Анри позвонил у калитки виллы, то Бландина открыла ему. Ей показалось, что она увидела перед собою юного бога. Вся кровь бросилась ей в сердце. Она сразу начала его обожать, с полным уважением, без всякой надежды, без всякой тщеславной мечты, только ради него самого, и поняла, что все её желания, все её стремления будут сходиться к одному — жить всегда возле юного Кельмарка. Позднее, она могла лучше разобраться в том, что произошло в её душе с первой, но решительной встречи. Она могла бы передать это сложное впечатление только в виде последовательного рассказа. В общем, Анри странным образом импонировал благочестивой Бландине. Точно по мановению молнии, подготовленной целым потоком чувств, симпатии, в её душу врывалось смешение страха, сердечного страдания и поклонения, может быть, даже немного этого оккультического благочестия, которое мы испытываем перед редкими предметами, явлениями, почти непонятными для обыкновенной жизни…
