Страница:Экоут - Из мира бывших людей.djvu/191

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


173
Изъ міра „бывшихъ людей“.

рилъ мнѣ Турламэнъ. «Клятвопреступникъ!.. Измѣнникъ! Іуда!» прибавлялъ Зволю и Кассизмъ. И всѣ они такъ же умерли для меня, какъ и Бюгюттъ.

Ихъ пороки привлекаютъ меня, какъ иныя красивыя раны настолько интересуютъ доктора, что онъ готовъ былъ бы ихъ поддерживать, вмѣсто того, чтобы лѣчить. Вслѣдствіе этого, когда мнѣ теперь приходится читать имъ нравоученія, мое сердце не говоритъ болѣе моими устами: J cannot heave my heart into my mouth.

О Іисусъ, ты, который всего охотнѣе вращался въ обществѣ мужчинъ и женщинъ дурного поведенія! Приди, о, приди ко мнѣ на помощь! Но не значитъ ли это, о Боже, — кощунственно употреблять имя Твоего сына, — разъ я оправдываю себя его примѣромъ и приписываю ему свои предпочтенія?… Но, все равно, Господи, услышь меня! Я взываю о состраданіи и помощи!

Небо показываетъ себя глухимъ къ моему бѣдственному положенію. Моя мораль снова начинаетъ сообразовываться съ моею эстетикою; и ничто изъ того, что мнѣ представляется красивымъ, не кажется мнѣ дурнымъ.

Возвращаясь къ своимъ прежнимъ убѣжденіямъ, я долженъ сказать, что, улучшаясь въ

Тот же текст в современной орфографии

рил мне Турламэн. «Клятвопреступник!.. Изменник! Иуда!» прибавлял Зволю и Кассизм. И все они так же умерли для меня, как и Бюгютт.

Их пороки привлекают меня, как иные красивые раны настолько интересуют доктора, что он готов был бы их поддерживать, вместо того, чтобы лечить. Вследствие этого, когда мне теперь приходится читать им нравоучения, мое сердце не говорит более моими устами: J cannot heave my heart into my mouth.

О Иисус, ты, который всего охотнее вращался в обществе мужчин и женщин дурного поведения! Приди, о, приди ко мне на помощь! Но не значит ли это, о Боже, — кощунственно употреблять имя Твоего сына, — раз я оправдываю себя его примером и приписываю ему свои предпочтения?… Но, все равно, Господи, услышь меня! Я взываю о сострадании и помощи!

Небо показывает себя глухим к моему бедственному положению. Моя мораль снова начинает сообразовываться с моею эстетикою; и ничто из того, что мне представляется красивым, не кажется мне дурным.

Возвращаясь к своим прежним убеждениям, я должен сказать, что, улучшаясь в