рищемъ и мною. Съ тѣмъ большимъ основаніемъ они удержались отъ того, чтобы разсказывать о чемъ либо въ кругу надзирателей. Я все сильнѣе и сильнѣе привязывался къ нимъ, благодаря ихъ уму, ихъ такту и тонкости ихъ души.
Съ этой минуты мы понимали другъ друга — съ малѣйшаго намека. Скрытая улыбка, которою мы обмѣнивались, едва выдавала нашу близость.
Это молчаливое согласіе не вполнѣ удовлетворяло меня, и я часто втихомолку сталъ обращаться къ нимъ со столь зажигательными рѣчами, какъ мои откровенія — «шалуну съ майскими жуками»; мнѣ удавалось вызывать ихъ на откровенность, и они довѣряли мнѣ столько же свое прошлое, какъ и свои стремленія, свои планы на будущее, свои самыя интимныя мысли.
И такъ какъ они угадали, что я былъ почти на ихъ сторонѣ, что я вступался за нихъ, отстаивалъ ихъ интересы, я началъ узнавать ихъ души, изучать ихъ вѣрованія, забываясь въ коварныхъ бесѣдахъ и увлекаясь этими разговорами, въ которыхъ всѣ желали блеснуть и въ которыхъ я, съ своей стороны, пошелъ еще дальше ихъ въ дѣлѣ разрушенія, испытывая то удовольствіе, какое ощущалъ Сократъ, слушая разговоры такихъ людей, какъ Хармидъ, Лизисъ, Федръ, которыхъ Платонъ показываетъ намъ жадно внимающими рѣчамъ своего наставника.
рищем и мною. С тем большим основанием они удержались от того, чтобы рассказывать о чем-либо в кругу надзирателей. Я все сильнее и сильнее привязывался к ним, благодаря их уму, их такту и тонкости их души.
С этой минуты мы понимали друг друга — с малейшего намека. Скрытая улыбка, которою мы обменивались, едва выдавала нашу близость.
Это молчаливое согласие не вполне удовлетворяло меня, и я часто втихомолку стал обращаться к ним со столь зажигательными речами, как мои откровения — «шалуну с майскими жуками»; мне удавалось вызывать их на откровенность, и они доверяли мне столько же свое прошлое, как и свои стремления, свои планы на будущее, свои самые интимные мысли.
И так как они угадали, что я был почти на их стороне, что я вступался за них, отстаивал их интересы, я начал узнавать их души, изучать их верования, забываясь в коварных беседах и увлекаясь этими разговорами, в которых все желали блеснуть и в которых я, с своей стороны, пошел еще дальше их в деле разрушения, испытывая то удовольствие, какое ощущал Сократ, слушая разговоры таких людей, как Хармид, Лизис, Федр, которых Платон показывает нам жадно внимающими речам своего наставника.
