Во время нашего обѣда зеленушка обыкновенно выпускалась изъ клѣтки и могла безпрепятственно наслаждаться свободой и летать по комнатѣ. Однако я не могу умолчать, что она при этомъ далеко не всегда вела себя умницей и не мало бѣдокурила. Снѣгуркина питейка помѣщалась снаружи клѣтки и держалась при помощи проволочной задвижечки. Зеленушкѣ не нужно было много времени для того, чтобы замѣтить, что эта задвижечка вертится, и вскорѣ мы были испуганы паденіемъ на полъ питейки: плутовка выдвинула задвижку. То же самое продѣлала она и со снѣгуркиною кормушкой, которая также вскорѣ лежала на полу, къ видимому удовольствію маленькой блудилы. За эту продѣлку ее хорошенько выбранили, что ей, однако, весьма не понравилось: она уморительно протестовала, съ широко раскрытымъ ртомъ и махая крылышками.
Передъ окномъ висѣла корзиночка съ саломъ, къ которой слетались различныя птицы; наблюденіе за этими лакомками доставляло зеленушкѣ, видимо, большое удовольствіе: она чирикала и пѣла, забавляясь ихъ ссорами.
Величайшимъ ея лакомствомъ были подсолнечныя сѣмечки. Мы устроили для нея нѣчто въ родѣ качель, изъ подвѣшеннаго на цѣпочкѣ колесика, и милая птичка вскорѣ выучилась крѣпко держаться за него и раскачиваться, доставая въ то же время, одно за другимъ, подсолнечныя сѣмечки, предварительно засунутыя нами въ колечки цѣпочки.
Когда моей птичкѣ исполнился годъ, я рѣшилась сдѣлать смѣлый опытъ — выпустить ее на прогулку подъ открытымъ небомъ, въ надеждѣ, что она теперь настолько стала уже ручна, что не улетитъ; и действительно, она вполнѣ оправдала мое къ ней довѣріе и очень мило и спокойно забавлялась подлѣ меня въ саду. Она радовалась чудесному устройству древесныхъ вѣтвей, пробовала вкусъ молодыхъ листьевъ и почекъ, и съ видимымъ удовольствіемъ лакомилась этими, совсѣмъ для нея новыми, вещами. Въ это время прилетѣли два воробья и нарушили ея душевный покой; испугавшись, она полетѣла — и воробьи за нею. Какъ я раскаивалась теперь въ моемъ опытѣ, опасаясь, какъ бы моя птичка не скрылась совсѣмъ изъ моихъ глазъ, а, пожалуй, и совсѣмъ не пропала бы! Болѣе часа не было ея видно, но, — о, радость! — она возвратилась и тотчасъ же вскочила въ свою клѣтку, стоявшую подлѣ меня на лужайкѣ.
Почти два года моя милая зеленушка была моею постоянною радостью. Когда я входила въ столовую, первымъ моимъ дѣломъ было — открыть клѣтку моей птички; вылетѣвъ, она тотчасъ же летѣла къ снѣгирю, котораго и привѣтствовала тихимъ чириканьемъ. Затѣмъ, клѣтка снѣгиря тщательно обыскивалась — не осталось ли гдѣ-нибудь, между ея прутиками, листочка салата или чего-нибудь другого съѣдобнаго; и хотя
Во время нашего обеда зеленушка обыкновенно выпускалась из клетки и могла беспрепятственно наслаждаться свободой и летать по комнате. Однако я не могу умолчать, что она при этом далеко не всегда вела себя умницей и немало бедокурила. Снегуркина питейка помещалась снаружи клетки и держалась при помощи проволочной задвижечки. Зеленушке не нужно было много времени для того, чтобы заметить, что эта задвижечка вертится, и вскоре мы были испуганы падением на пол питейки: плутовка выдвинула задвижку. То же самое проделала она и со снегуркиною кормушкой, которая также вскоре лежала на полу, к видимому удовольствию маленькой блудилы. За эту проделку её хорошенько выбранили, что ей, однако, весьма не понравилось: она уморительно протестовала, с широко раскрытым ртом и махая крылышками.
Перед окном висела корзиночка с салом, к которой слетались различные птицы; наблюдение за этими лакомками доставляло зеленушке, видимо, большое удовольствие: она чирикала и пела, забавляясь их ссорами.
Величайшим её лакомством были подсолнечные семечки. Мы устроили для неё нечто вроде качель, из подвешенного на цепочке колёсика, и милая птичка вскоре выучилась крепко держаться за него и раскачиваться, доставая в то же время, одно за другим, подсолнечные семечки, предварительно засунутые нами в колечки цепочки.
Когда моей птичке исполнился год, я решилась сделать смелый опыт — выпустить её на прогулку под открытым небом, в надежде, что она теперь настолько стала уже ручна, что не улетит; и действительно, она вполне оправдала моё к ней доверие и очень мило и спокойно забавлялась подле меня в саду. Она радовалась чудесному устройству древесных ветвей, пробовала вкус молодых листьев и почек, и с видимым удовольствием лакомилась этими, совсем для неё новыми, вещами. В это время прилетели два воробья и нарушили её душевный покой; испугавшись, она полетела — и воробьи за нею. Как я раскаивалась теперь в моём опыте, опасаясь, как бы моя птичка не скрылась совсем из моих глаз, а, пожалуй, и совсем не пропала бы! Более часа не было её видно, но, — о, радость! — она возвратилась и тотчас же вскочила в свою клетку, стоявшую подле меня на лужайке.
Почти два года моя милая зеленушка была моею постоянною радостью. Когда я входила в столовую, первым моим делом было — открыть клетку моей птички; вылетев, она тотчас же летела к снегирю, которого и приветствовала тихим чириканьем. Затем, клетка снегиря тщательно обыскивалась — не осталось ли где-нибудь, между её прутиками, листочка салата или чего-нибудь другого съедобного; и хотя
