говорили, всегда будетъ почитаться людьми; такъ какъ хотя ея увлеченія сбиваютъ насъ съ пути, хотя она не исключаетъ изъ сердца, испытывающаго ее, гнусныхъ качествъ, и даже порождаетъ ихъ, но при всемъ томъ, она всегда предполагаетъ качества достойныя уваженія, безъ которыхъ ея нельзя было бы чувствовать. Этотъ выборъ, который считаютъ противнымъ разуму, дѣлается этимъ послѣднимъ. Любовь изображаютъ слѣпою, потому что ея глаза лучше нашихъ и видятъ такія отношенія, которыхъ мы не можемъ замѣтить. У кого нѣтъ никакой идеи о достоинствахъ и красотѣ, для того всѣ женшины были бы одинаковы и первая попавшаяся оказалась бы самой любезной. Любовь не только не вытекаетъ изъ природы, но регулируетъ и сдерживаетъ ея позывы: благодаря ей одинъ полъ, за исключеніемъ любимаго лица, перестаетъ сушествовать для другого.
Оказывая предпочтеніе, хотятъ добиться такого же для себя; любовь должна быть взаимной. Чтобы возбудить любовь, нужно сдѣлаться милымъ; чтобы заслужить предпочтеніе, нужно сдѣлаться милѣе другого, милѣе всякаго другого, по крайней мѣрѣ въ глазахъ любимаго предмета. Отсюда первое вниманіе къ себѣ подобнымъ; отсюда первыя сравненія съ ними; отсюда соревнованіе, соперничество, ревность. Сердце, переполненное бьющимъ черезъ край чувствомъ, любитъ изліянія; потребность въ любовницѣ вскорѣ порождаетъ потребность въ другѣ. Тотъ, кто чувствуетъ, какъ сладко быть любимымъ, желалъ бы быть любимымъ всѣми, а если всѣ желаютъ предпочтенія, то непремѣнно окажется много недовольныхъ. Вмѣстѣ съ любовью и дружбой рождаются раздоры, непріязнь, ненависть. ИзЪ нѣдръ этого множества различныхъ страстей поднимается, вижу я, мнѣніе, воздвигающее на нихъ свой несокрушимый престолъ, и тупоголовые смертные, подчинившись его власти, начинаютъ основывать свое существованіе на чужихъ мнѣніяхъ.
Развейте эти идеи; и вы увидите, откуда является у нашего самолюбія форма, которую мы считаемъ для него естественной; и какимъ образомъ любовь къ себѣ, переставая быть абсолютнымъ чувствомъ, становится гордостью въ великихъ душахъ, тщеславіемъ въ маленькихъ, и во всѣхъ непрестанно питается насчетъ ближняго. Страсти этого рода, не имѣя зародышей въ сердцѣ ребенка, не могутъ родиться въ немъ сами; мы, и только мы, заносимъ ихъ туда, и только по нашей винѣ онѣ тамъ укореняются; но нельзя сказать того же о сердцѣ молодого человѣка; что бы мы ни дѣлали, они зародятся въ немъ наперекоръ нашимъ усиліямъ. Пора, слѣдовательно, измѣнить методъ.
Начнемъ съ нѣкоторыхъ важныхъ размышленій о критическомъ состояніи, о которомъ идетъ здѣсь рѣчь. Переходъ отъ дѣтства къ возмужалости не настолько опредѣленъ природой, чтобы не варьировать у индивидуумовъ соотвѣтственно темпераментамъ, а у народовъ соотвѣтственно климатамъ. Всѣмъ извѣстны различія въ этомъ отношеніи между теплыми и холодными странами, и всякій знаетъ, что пылкіе темпераменты формируются раньше другихъ; но можно ошибиться относительно причины, и нерѣдко приписать физикѣ то, что слѣдуетъ поставить на счетъ морали; это одна изъ самыхъ частыхъ ошибокъ философіи нашего вѣка. Наставленія природы запоздалы и медлительны; наставленія людей почти всегда преждевременны. Въ
