исходить такимъ же способомъ, какймъ мы на нихъ дѣйствуемъ. Такимъ образомъ, человѣкъ началъ съ одушевленія всѣхъ явленій, дѣйствіе которыхъ испытывалъ на себѣ. Чувствуя себя менѣе сильнымъ, чѣмъ большинство этихъ явленій, вслѣдствіе незнанія границъ ихъ могущества, онъ предположилъ его неограниченнымъ, и сдѣлалъ изъ нихъ боговъ, какъ только сдѣлалъ изъ нихъ тѣла. Въ теченіе первыхъ вѣковъ люди, пугаясь всего, не видѣли въ природѣ ничего мертваго. Идея матеріи такъ же медленно сформировалась у нихъ, какъ идея духа, такъ какъ и первая идея есть абстракція. Такимъ образомъ, они наполнили вселенную ощущаемыми богами. Небесныя свѣтила, вѣтры, горы, рѣки, деревья, города, самые дома, все имѣло свою душу, своего бога, свою жизнь. Терафимы Лавана, идолы дикарей, фетиши негровъ, всѣ произведенія природы и людей были первыми божествами смертныхъ; политеизмъ былъ ихъ первой религіей, а идолопоклонство ихъ первымъ культомъ. Они могли познать единаго Бога лишь послѣ того какъ, обобщая все болѣе и болѣе свои идеи, оказались въ состояніи подняться къ первой причинѣ, объединить всю систему бытія одной идеей, и придать смыслъ слову субстанція, которое есть въ сущности величайшая изъ абстракцій. Такимъ образомъ, всякій ребенокъ, который вѣритъ въ Бога, есть по необходимости идолопоклонникъ; а разъ воображеніе видѣло Бога, умъ рѣдко можетъ постичь его. Вотъ заблужденіе, къ которому приводить порядокъ Локка.
Придя, не знаю какъ, къ абстрактной идеѣ субстанціи, замѣчаютъ, что принять единую субстанцію можно, лишь предположивъ у нея несовмѣстимыя, взаимно исключающія другъ друга, качества, каковы мысль и протяженіе, изъ которыхъ второе по существу дѣлимо, первая же исключаетъ всякую дѣлимость. Предполагаютъ, что мысль или, если угодно, сознаніе есть качество первичное и неотдѣлимое отъ субстанціи, которой она принадлежитъ; таково же протяженіе по отношенію къ своей субстанціи. Отсюда заключаютъ, что существа, теряющія одно изъ этихъ качествъ, теряютъ субстанцію, которой оно принадлежитъ, что, слѣдовательно, смерть есть только раздѣленіе субстанціи, и что существа, въ которыхъ оба эти качества соединены, состоятъ изъ двухъ субстанцій, которымъ принадлежатъ эти качества.
Разсмотрите же теперь, какое разстояніе остается еще между понятіемъ двухъ субстанцій и понятіемъ божественной природы; между непонятной идеей дѣйствія нашей души на наше тѣло и идеей дѣйствія Бога на всякое бытіе. Идеи творенія, уничтоженія, вездѣсущія, вѣчности, всемогущества, идеи аттрибутовъ божества — всѣ эти идеи, смутность и темнота которыхъ очевидна лишь очень немногимъ людямъ, тогда какъ для народа онѣ не представляютъ ничего темнаго, потому что онъ рѣшительно ничего въ нихъ не понимаетъ, — какъ могутъ они явиться во всей своей силѣ, то есть во всей своей темнотѣ, юнымъ умамъ, еще занятымъ первыми процессами чувствъ и постигающими лишь то, что ихъ затрогиваетъ? Пусть бездны безконечнаго со всѣхъ сторонъ разверзаются вокругъ насъ; ребенокъ не умѣетъ пугаться ихъ; его слабые глаза не въ состояніи измѣрить ихъ глубины. Все безконечно для дѣтей, они ничему не умѣютъ поставить предѣлы; не потому, что ихъ мѣра черезчуръ длинна, а потому что
