«Естественное расположеніе побудило его заинтересоваться молодымъ бѣглецомъ и тщательно вникнуть въ его характеръ. Онъ увидѣлъ, что злая судьба уже наложила печать на его сердце, что позоръ и презрѣніе сломили его мужество и что его гордость, превратившаяся въ горькую досаду, заставляла его видѣть въ несправедливости и жестокости людей только порочность ихъ природы и химеричность добродѣтели. .Онъ видѣлъ, что религія служитъ только маской для личнаго интереса, а святость богослуженія покровомъ лицемѣрію; онъ видѣлъ, какъ въ тонкостяхъ безплодныхъ диспутовъ рай и адъ превращаются въ преміи за игру словъ; онъ видѣлъ, какъ возвышенная и первоначальная идея Божества искажается фантастическими выдумками людей; и находя, что для вѣры въ Бога ему надо отказаться отъ разума, который онъ получилъ отъ него, онъ сталъ съ одинаковымъ презрѣніемъ относиться къ нашимъ смѣшнымъ измышленіямъ и предмету, къ которому мы прилагаемъ ихъ. Ничего не зная о томъ, что существуетъ, не имѣя никакихъ представленій о происхожденіи вещей, онъ погрузился въ свое тупое невѣжество, съ глубокимъ презрѣніемъ ко всѣмъ тѣмъ, которые думали, что знаютъ больше, чѣмъ онъ.
«Забвеніе всякой религіи влечетъ за собой забвеніе обязанностей человѣка. Этотъ результатъ былъ больше чѣмъ на половину достигнутъ въ сердцѣ юного вольнодумца. Между тѣмъ, онъ не былъ порочнымъ по натурѣ; но невѣріе, нищета, заглушая мало по малу природныя наклонности, быстро увлекали его къ погибели и подготовляли ему нравы бродяги и мораль атеиста.
«Зло, почти неизбѣжное, еще не безусловно совершилось. Молодой человѣкъ обладалъ кое-какими познаніями, и воспитаніе его не было принебреженнымъ. Онъ достигъ того счастливаго возраста, когда кровь, начинающая бродить, согрѣваетъ душу, не порабощая ее бѣшенымъ порывамъ чувственности. Душа его сохраняла еще всю свою упругость. Природная стыдливость, робкій характеръ возмѣщали принужденіе, и продолжили для него тотъ періодъ, въ которомъ вы стремитесь, такъ заботливо, задержать вашего воспитанника. Отвратительное зрѣлище животнаго распутства и порока, лишеннаго привлекательности, не только не разожгло, но угасило его воображеніе. Долгое время отвращеніе замѣняло ему добродѣтель, заставляя его хранить свою невинность; она должна была пасть только передъ болѣе сладкимъ соблазномъ.
«Священникъ увидѣлъ опасность и средства борьбы съ нею. Трудности не обезкуражили его; онъ увлекся своимъ дѣломъ; онъ рѣшилъ довести его до конца и вернуть добродѣтели жертву, которую отнялъ у позора. Онъ исподволь принялся за исполненіе своего проекта; красота мотива одушевляла его мужество и внушала ему средства, достойныя его рвенія. Каковъ-бы ни былъ успѣхъ, онъ былъ увѣренъ, что не потеряетъ времени даромъ. Всегда успѣваетъ тотъ, кто хочетъ только хорошо поступить.
«Онъ началъ съ того, что пріобрѣлъ довѣріе прозелита, не продавая ему своихъ благодѣяній, не навязываясь, не читая нравоученій, всегда становясь на его уровень, умаляясь, чтобы поравняться съ нимъ. Довольно трогательное зрѣлище, мнѣ кажется, видѣть степеннаго человѣка, который становится товарищемъ шалуна, и добро-
