котораго вамъ подходитъ; чѣмъ бы онъ ни былъ въ другихъ отношеніяхъ, мы примемъ его въ качествѣ нашего зятя. Его состояніе всегда будетъ достаточно велико, разъ у него есть руки, нравственность и любовь къ семьѣ. Его званіе всегда будетъ достаточно высоко, если оно облагорожено добродѣтелью. Пусть вся земля порицаетъ насъ, какое намъ дѣло? Мы не ищемъ публичнаго одобренія, намъ достаточно вашего счастья».
Читатели, я не знаю, какое дѣйствіе произвела бы подобная рѣчь на дѣвушку, воспитанную по вашему способу. Что касается Софи, то она, быть можетъ, не отвѣтитъ на нее словами: стыдъ и умиленіе не найдутъ подходящихъ выраженій; но я увѣренъ, что рѣчь останется запечатлѣнной въ ея сердцѣ на всю жизнь, и что если можно расчитывать на какое нибудь человѣческое рѣшеніе, то именно на рѣшеніе, которое она приметъ подъ ея вліяніемъ, — рѣшеніе оказаться достойной уваженія своихъ родителей.
Допустимъ худшее и предположимъ у нея пылкій темпераментъ, который дѣлаетъ для нея тягостнымъ продолжительное ожиданіе; я утверждаю, что ея разсудокъ, ея познанія, ея вкусъ, ея деликатность, а въ особенности чувства, которыми питалось ея сердце съ самаго дѣтства, окажутся достаточнымъ противовѣсомъ порывамъ чувственности, помогутъ ей преодолѣть ихъ или, по крайней мѣрѣ, сопротивляться имъ долгое время. Она скорѣе умретъ мученицей своего состоянія, чѣмъ огорчитъ своихъ родителей, выйдя за недостойнаго человѣка и подвергшись бѣдствіямъ неудачнаго брака. Самая свобода, предоставленная ей, только возвыситъ еще болѣе ея душу и сдѣлаетъ болѣе разборчивой въ выборѣ своего господина. Съ темпераментомъ итальянки и чувствительностью англичанки она соединяетъ, чтобъ сдерживать свое сердце и свои чувства, гордость испанки, которая, даже ища любовника, не легко находитъ такого, котораго считаетъ достойнымъ себя.
Не всѣмъ дано чувствовать, какую крѣпость можетъ сообщить душѣ любовь къ честности и какую силу можно найти въ себѣ, когда искренно желаешь быть добродѣтельнымъ. Есть люди, которымъ все великое кажется химерическимъ, и чей низменный и дрянной разсудокъ никогда не пойметъ, какую власть надъ человѣческими страстями можетъ пріобрѣсти самое безуміе добродѣтели. Съ этими людьми приходится говорить только примѣрами: тѣмъ хуже для нихъ, если они упорствуютъ въ ихъ отрицаніи. Если я скажу имъ, что Софи вовсе не вымышленное существо, что только ея имя выдумано мною, что ея воспитаніе, ея нравъ, ея характеръ, даже ея лицо дѣйствительно существовали, и что память о ней до сихъ поръ вызываетъ слезы у одной почтенной семьи, то они безъ сомнѣнія не повѣрятъ мнѣ; но въ концѣ концовъ, чѣмъ я рискую, доводя до конца, безъ уклоненій въ сторону, исторію дѣвушки, до того похожей на Софи, что эта исторія могла бы быть ея исторіей, не возбуждая ни въ комъ удивленія! Считаютъ ли ее подлинною или нѣтъ, что за важность! Я буду разсказывать, если угодно, выдумки, но я всегда буду объяснять мой методъ и всегда буду идти къ моей цѣли.
Молодая особа, обладавшая темпераментомъ, которымъ я надѣлилъ Софи, обладала впрочемъ и другими ея свойствами, такъ что заслуживала это имя, которое я за ней и оставляю. Послѣ бесѣды,
