лись, и возвели на престолъ родственника Баберова, Абдулъ-Ризакъ-Мирзу. Услышавъ объ этомъ, Баберъ только съ пятью стами оставшихся вѣрными всадниковъ идетъ на Кабулъ, и вызываетъ Абдуль-Ризака на единоборство; но какъ тотъ не рѣшался, то вмѣсто его пять эмировъ, одинъ за другимъ, вступали въ бой съ Баберомъ, и всѣ пали отъ руки его. Его храбрость поразила удивленіемъ мятежниковъ; они отказались сражаться противъ Бабера, и такимъ образомъ онъ снова вступилъ на престолъ, котораго едва не лишился.
Не менѣе достоинъ славы Баберъ, какъ военачальникъ и государь: много искусства и знанія военнаго дѣла показалъ онъ въ битвахъ съ Узбеками и Афганцами, но всѣ его подвиги въ войнахъ съ этими народами, блѣдны въ сравненіи съ его походомъ въ Индію. Вотъ какъ говоритъ объ этомъ самъ Баберъ: «Со временъ Магомета только трое чужеземныхъ властителей завоевывали Индію: Султанъ Махмудъ-Гази, Султанъ Шегабъ-эдъ-динъ-Гури, и я. Первый, когда задумалъ покорить Индію, былъ уже могущественнымъ государемъ, владѣлъ Хорасаномъ; окрестныя страны Харезма и владѣтель Самарканда повиновались его волѣ; войско его простиралось до 200,000 ратниковъ, и когда онъ вторгся въ Индію, ему предстояло имѣть дѣло съ мелкими владѣльцами, раджами; страна эта не была соединена тогда подъ рукою одного монарха. Второй, вступая въ Индію, предводительствовалъ 120,000 всадниковъ, и такъ же, какъ и его предшественникъ, долженъ былъ вести войну только съ раджами, а каждый раджа заботился единственно о сохраненіи своихъ собственныхъ земель. Когда я въ первый разъ перешелъ Индъ, у меня по большой мѣрѣ было двѣ тысячи сподвижниковъ. Когда я рѣшительно задумалъ овладѣть Индостаномъ, все войско мое простиралось только до 12,000 человѣкъ; владѣнія мои не могли доставить мнѣ подкрѣпленія, и, находясь на непріятельскихъ границахъ, еще сами нуждались въ немъ. Сзади себя я оставлялъ старыхъ враговъ моихъ, Узбековъ, которыхъ войско простиралось до 100,000, и которые всякую минуту могли вторгнуться въ оставленныя почти безъ защиты земли мои. Спереди имѣлъ я Афганскаго государя Ибрагима, который, владѣя всѣмъ Индостаномъ, могъ вывести въ поле пятисотъ-тысячную армію, и у котораго на-лице находилось 100,000 войска и 1,000 слоновъ. И не смотря на все это, я, съ надеждою на Бога, пошелъ впередъ, и Господь излилъ на меня всю чашу благости своей. Не собственнымъ силамъ, а единственно Его милосердію ко мнѣ, приписываю я успѣхъ моего предпріятія. Этотъ походъ безпримѣренъ въ Исторіи.»
Столь же рѣдкій умъ показалъ Баберъ въ управленіи своими завоеваніями, и мало можетъ быть найдется государей, которые бы такъ хорошо, какъ онъ, знали свойства подвластныхъ имъ странъ. Покоривъ какую нибудь землю, онъ спѣшилъ узнать ея качество, произведенія, средства и нужды, и тогда уже назначалъ подати и распредѣлялъ налоги. Внутреннее устройство государства столько же занимало его, какъ и военныя предпріятія, и онъ съ одинаковымъ удовольствіемъ разсказываетъ въ своихъ Запискахъ о томъ, что развелъ садъ и поправилъ старый водопроводъ, какъ и о покореніи новой области. Баберъ обращалъ также большое вниманіе на дѣла внѣшней политики. Примѣромъ этому можетъ служить посольство его къ Царю Василію Іоанновичу; въ Никоновской лѣтописи (17,250) говорится, что отъ Бабуръ-Падши (Бабер-Падишаха), Индѣйскія земли государя, прибылъ въ Сентябрѣ 1533 года гость Хозя.Усейнъ (Ходжа-Хусейнъ) съ грамматою о дружбѣ и братствѣ и о взаимной торговлѣ: на послѣднее Василій Іоанновичъ согласился, но на первое не совсѣмъ, говоря, что ему неизвѣстно «какъ онъ на Индѣйскомъ государствѣ, государь или урядникъ». Это показываетъ, какъ далеко Баберъ простиралъ свои виды. Странно только, отъ чего Ходжа-Хусейнъ такъ замедлилъ доставленіемъ грамматы, что привезъ ее въ Москву черезъ три года по смерти Бабера. О посольствѣ этомъ у Восточныхъ историковъ вовсе не упоминается.
Не ограничиваясь этимъ, дѣятельность Баберова ума проявлялась еще и въ литературныхъ произведеніяхъ: полководецъ и государственный человѣкъ, онъ былъ вмѣстѣ поэтъ, музыкантъ и историкъ. Съ самыхъ раннихъ лѣтъ онъ страстно былъ преданъ поэзіи, очень уважалъ стихотворцевъ и особенно друженъ былъ съ Али-Широмъ (см. это слово). «Диванъ» его, то есть, собраніе стихотвореній, написанныхъ на природномъ
