тала. Если у современной общины богатство плывет из рук, то это еще не свидетельствует, что у неё не будет желания и способностей удержать его в своих руках, когда будут изменены мертвящие её условия. Освобождённая от них община не уступит землевладельцам в стремлении к скоплению богатства, да притом и стимул этого стремления будет нравственнее, чем конкуренция, основанная на борьбе; место этой зависти займёт здесь заботливость об общем добре. Что это чувство присуще крестьянской общине, можно видеть на том, как крестьяне строят свои церкви, как они сколачиваются на иконостас, на колокол и с каким наслаждением слышат, как первый удар колокола разнесётся на далекое пространство от деревни, как потом крестьяне любят показывать свою церковь и передавать историю её постройки. А любовь крестьян к своим полям? Абсентеист-землевладелец не способен так любить свои поля, потому что без насилия нравственности не может смотреть с чувством самодовольства на поля, обработанные батраком. — Разве эта любовь крестьян не может быть перенесена с полей и церкви на школы, на общественные машины и проч. Только этим путём может земледелие быть улучшено и может образоваться капитал в стране без тех пожертвований, какие сопряжены с землевладельческой культурой. Община одна способна водворить в Сибири рациональное хозяйство. Что же касается до нареканий общины в застое, которым отличалась её жизнь до настоящего времени, то справедливы ли эти нарекания? Можно ли от общины, в течение трехсот лет безжалостно эксплуатируемой на все лады, требовать того же, что можно требовать от нового немногочисленного класса людей, выделенного из населения и освобождённого от подобной эксплуатации?
Наконец, третья роль общины заключается в охране себя от монополистов; и эта функция может найти опору в чувстве самоохранения, которое очень сильно в общинах; протекционный характер всегда отличал общину с самых древних времен; община относилась недоверчиво к каждому иноземцу, каждая община имела своего торговца, которому только и доверяла; это и до сих пор сохранилось в таких захолустьях, как Сибирь; до какой степени сильно это чувство самосохранения в общинах, можно видеть на старейшей и значительнейшей русской общине, известной под названием уральского войска. Правда, эта старая отчужденность и протек-
