Едва стоя на ногахъ отъ усталости, Екатерина вышла изъ залы отдохнуть, поручивъ сказать, что всѣ, кому не удалось присягнуть ей, пусть придутъ на слѣдующій день.
Она явилась въ сопровожденіи двухъ камергеровъ, которые поддерживали ее подъ руки.
Повернувъ голову въ мою сторону, Екатерина сказала:
— «Ахъ, это вы, Позье. Если вы имѣете что сказать мнѣ, подождите минутку».
Я поклонился и сказалъ, что подожду; это мнѣ было тѣмъ пріятнѣе, что я надѣялся, что она отпуститъ камергеровъ и что у меня будетъ возможность передать ей письмо. Лишь только императрица раздѣлась, она прислала мнѣ сказать чрезъ свою горничную, чтобы я вошелъ къ ней.
Я поцѣловалъ у нея руку и съ трепетомъ передалъ ей письмо, не зная, какъ-то она его приметъ.
— «Это что за письмо?» сказала она; она по печати узнала отъ кого записка, и велѣла мнѣ подождать, а сама отправилась читать въ кабинетъ.
Выйдя оттуда минуту спустя, она сказала мнѣ, что крайне огорчена тѣмъ, что̀ произошло, и что приказанія ея не были соблюдены. Затѣмъ сказала мнѣ, что я могу передать имъ, чтобы они успокоились, и что она на слѣдующій же день дастъ имъ такой отвѣтъ, который ихъ удовлетворитъ.
Я съ радостью отправился исполнить порученіе.
На другой день они мнѣ прислали сказать черезъ слугу, что ихъ осводили, чтобы я навѣстилъ ихъ. Они прочли мнѣ письмо, которое писала имъ императрица, и въ которомъ она заявляла имъ сожалѣніе обо всемъ, что было сдѣлано противъ ея воли въ отношеніи къ нимъ, и объявляла, что, весьма хорошо понимая, что имъ тутъ не спокойно, она предоставляетъ имъ на выбор: остаться или удалиться въ Голштинію, при чемъ она принца администраторомъ этой страны, и прилагала къ этому письму сумму въ полтораста тысячъ рублей на уплату долговъ, присовокупляя, что если эта сумма окажется недостаточною, она ее пополнитъ.
Принцъ и принцесса голштинскіе, разумѣется, рѣшили ѣхать, и такъ поспѣшили своими приготовленіями, что отправились уже на третиій день.
