печальному извѣстію физіономіею. Послѣ облаченія его въ траурныя ризы, протодіаконъ прочиталъ манифестъ о смерти прежняго императора и о воцареніи новаго государя Константина Павловича. Намъ не вѣрилось смерти того Александра, который прославилъ себя побѣдами надъ Наполеономъ. Послѣ манифеста начали совершать панихиду. Кто заплакалъ первый — не знаю; вѣроятно, многіе это сдѣлали; только слезы, какъ зараза, начали показываться на глазахъ всѣхъ собравшихся въ соборъ людей, особенно, когда увидали Филарета, который, во время стиховъ, начинащихся припѣвомъ: «благословенъ еси, Господи, научи мя оправданіемъ Твоимъ», едва, едва двигался по собору для кажденія иконъ и заливался слезами. Это еще болѣе расположило всѣхъ къ плачу; за прочими и я плакалъ. Но обстановка была дѣйствительно печально-торжественна. Розданныя всѣмъ и зажженныя восковыя свѣчи, унылыя физіономіи, погребальный напѣвъ пѣвчихъ и пр., — сильно дѣйствовали на равнодушныхъ даже людей. И когда наконецъ протодіаконъ произнесъ и пѣвчіе запѣли: «вѣчную память», то немногіе въ соборѣ не плакали. И насъ тоже, по тогдашнему выраженшю, пригнали къ присягѣ въ слѣдующій затѣмъ день, собравши всѣхъ учениковъ и семинаріи и училища въ семинарскую церковь, и потомъ, взявши подписку, что мы дѣйствительно присягали; не знаю, кто это выдумалъ, но только даже мальчонки, въ 9—10 лѣтъ, и тѣ пригнаны были къ присягѣ. Мы, впрочемъ, правду сказать, очень гордлись этимъ, полагая, что, вѣрно, важныя мы особы, когда считаютъ нужнымъ взять съ насъ присягу въ вѣрности новому царю.
До нашего роспуска въ Рязани ничего еще не было слышно о 14-мъ числѣ декабря и о замѣнѣ Константина Николаемъ. По пріѣздѣ моемъ домой, батюшка мой, возвратившись изъ объѣзда по своему благочинію, тайкомъ сказалъ, что въ Петербургѣ былъ бунтъ, и вступилъ на престолъ еще новый императоръ. Черезъ день, послѣ того, ночью, прискакалъ въ село засндатель съ указомъ о томъ и другомъ. Сейчасъ ударили въ большой колоколъ, народъ сбѣжался въ церковь, прочитанъ былъ указъ о вступленіи Николая на престолъ и проч., затѣ прочитали и присяги; но присягали только одни духовныя лица, да мѣщане: крестьяне же, какъ госу-
