штаны, то князь очень благосклонно замѣтилъ: зачѣмъ? онъ и самъ сниметъ. Губернаторъ, почтеннѣйшій Николай Петровичъ Бор-на, ужасно засуетился, прочитавъ прошеніе нѣмца, и сейчасъ же назначилъ какую-то экстренную слѣдственную коммиссію, которая вовсе не была нужна, съ жандармскимъ офицеромъ и губернскимъ стряпчимъ; но такъ какъ совершившіе преступленіе были дворяне и притомъ довольно извѣстные, а Николай Петровичъ самъ долгое время служилъ губернскимъ предводителемъ дворянства, то онъ предварительно и обратился къ губернскому предводителю, прося его согласить ихъ на мировую. Губернскій предводитель послалъ всѣмъ троимъ обвиняемымъ оффиціальное приглашеніе пожаловать къ нему, и для компаніи съ нимн пошелъ также и я. Князя П. П. сопровождала также его супруга, которая никогда не покидала мужа въ какихъ-либо важныхъ случаяхъ, но ни княгиня, ни я, разумѣетя, не входили въ ту комнату, въ которой происходило примиреніе, а ожидали результатовъ его въ другой. Губерснкимъ предвдителемъ тогда былъ многоуважаемый Сергѣй Сергѣевичъ Ив-овъ, человѣкъ характера очень миролюбиваго и, кромн того, какъ тогда говорилось, передовой. Онъ былъ очень огорченъ и взволнованъ происшествіемъ, напоминавшимъ времена только-что отжившаго крѣпостнаго права, и употребляляъ всѣ усилія для того, чтобы примирить потерпѣвшаго съ нанесшими ему оскорбленіе дѣйствіемъ; но всѣ эти усилія остались тщетными, и примиреніе не состоялось. Нѣмецъ, впрочемъ, охотно соглашался мириться подъ тѣмъ условіемъ, чтобы ему немедленно уплатили zehn Tansend, но когда князь П. П., сдѣлавъ видъ, что онъ согласнеъ, предложилъ ему выйди съ нимъ вмѣстѣ въ другую комнату и тамъ посчитать эти Tausend, то онъ скоропостижно отказался и отъ ниъ, и отъ примиренія вообще.
Послѣ этого всѣ мы отправились въ квартиру просвѣтителя, куда, по совѣту князя, имѣвшаго обыкновеніе всегда и вездѣ суетится, былъ приглашенъ одинъ знакомый ему судебный слѣдователь для поданія юридическихъ совѣтовъ. Слѣдователь этотъ, узнавъ что въ числѣ членовъ слѣдственной коммиссіи находится губернскій стряпчій Т-въ, сказалъ, что, по его мнѣнію, гораздо лучше во всемъ признаться, потому что запирательство все равно не поможетъ; но просвѣтитель твердилъ одно, что пусть другіе поступаютъ, какъ хотятъ, а онъ будетъ говорить тольк: «знать не знаю и вѣдать не вѣдаю». Кто-то возразилъ ему, что этимъ способомъ онъ можетъ поставить себя въ очень неловкое положеніе и прямо дастъ нѣмцу возможность въ глаза сказать ему, что онъ говоритъ неправду.
— Какъ неправду? — закричалъ наивный просвѣтитель, опровергая,
