— Признаюсь, я долго не вѣрилъ всѣмъ розсказнямъ, но когда всѣ въ одинъ голосъ, люди совершенно между собою незнакомые, твердятъ одно и то же, то поневолѣ пришлось задуматься и полагать надвое, что или всѣ вздоръ городятъ, или что ты увлекался и скрывалъ даже отъ меня заговоръ, въ которомъ ты такое серьезное принималъ участіе. И признаюсь, какъ мнѣ въ коммиссіи показали тетради, написаныя тобою, то я подумалъ: ну пропалъ человѣкъ; ежели писалъ такъ много, то вѣрно или проварался, или пожалуй вздумалъ этотъ народъ въ свою вѣру обращать, что невыгодно для тебя, какъ то, такъ и другое.
—Да скажи пожалуйста, что же наконецъ говорятъ про меня, что въ пору и подстрѣлить.
— Ни больше, ни меньше какъ то, что въ предполженномъ временномъ правительствѣ ты назначенъ военымъ министромъ.
— Ахъ, подлецы, подлецы. Да ни о какомъ временномъ правительствѣ не было и рѣчи при допросахъ, даже и намека никакого не было. Если бы что-либо похожее на то было, то неужели выпустили бы меня, да еще безъ суда. Понимаешь ли всю глубину гнусности и подлости, съ которою эти разсказы пущены въ ходъ? За невозможностью легально обвинить въ чемъ-нибудь преступномъ, распускаютъ слухи такіе, которые возмущаютъ всякаго мало-мальски человѣка со смысломъ, къ какому бы классу онъ не принадлежалъ, и дѣлаютъ того, про кого распускаютъ слухи, даже смѣшнымъ, что еще хуже, чѣмъ быть виновнымъ. Да назови хоть кого-либо изъ разсказавшихъ тебѣ.
— Да вотъ, одного завтра ты самъ увидишь, нашъ кузенъ Дмитрій Ивановичъ, онъ теперь здѣсь съ женой и дѣтьми; я вижу его часто и онъ одинъ изъ многихъ, отъ кого я лично слышал то, что я тебѣ сообщилъ; а Дмитрій, кромѣ разныхъ своихъ знакомыхъ, все это слышалъ и отъ Настасьи Александровны Дейеръ, у которой знакомство огромное и въ сферахъ высокихъ; такъ она разсказывала все это за положительно вѣрное и, кромѣ того, что ты будто бы требовалъ смерти Казнакова, какъ человѣка, соперничества котораго ты боялся.
— Не знаю, право, чему удивляться: гнусности ли вымысла, или легковѣрности, съ которою принимается и распространяется самый пошлый и нелѣпый вздоръ. Нужно тебѣ сказать между прочимъ объ Казнаковѣ, что это самый милый человѣкъ, и я лично не только уважаю, но люблю его.
— Знаешь ли что? приплетеніе Казнакова не есть ли измышленіе самой Настасьи Александровны за то, что я не поклоняюсь ея авторитету?
— Пожалуй, что такъ, потому что кромѣ Дмитрія никто не называлъ даже фамиліи Казнакова. Я, насколько тебя знаю, увѣрялъ Дмитрія, что все это вздоръ, сплетни, что меня самого допрашивали, и если бы было что-либо похожее на эти выдумки про тебя, такъ вѣроятно
