трое дѣтей, изъ которыхъ старшей дѣвочкѣ было уже лѣтъ четырнадцать. Когда имъ подали галетъ и флягу съ водкой, всѣ они отшатнулись съ тупымъ испугомъ, отказались отъ хлѣба и фляги съ явнымъ отвращеніемъ и злобно отвернулись въ сторону отъ казаковъ, по видимому желая только одного, чтобы тѣ оставили ихъ въ покоѣ. Тутъ, очевидно, оказалось проявленіе непримиримаго фанатизма, который не сдается ни предъ голодомъ, ни предъ холодомъ, ни даже предъ самою смертію. Остальные изъ попадавшихся намъ живыхъ турокъ выражали въ своихъ лицахъ одну лишь тупую апатію, окончательное равнодушіе ко всему на свѣтѣ — и къ хлѣбу, и къ помощи, и къ себѣ самимъ. По видимому, они ждали теперь только одного, чтобы имъ дали умереть покойно и чтобы смерть пришла поскорѣе. Время отъ времени попадались и болгарскіе трупы, но замѣчательно, что между ними не нашлось ни одного, погибшаго вслѣдствіе замерзанія, тогда какъ турки мерли исключительно отъ мороза; болгарскія же тѣла всѣ до послѣдняго носили на себѣ слѣды насильственной смерти: кровь, пулевыя раны, разсѣченныя головы, проткнутыя груди, изуродованныя лица, и т. п. На выѣздѣ изъ попутной болгарской деревни Каялы, выжженной турками и покинутой жителями, между многими трупами невольно останавливалъ на себѣ вниманіе убитый сельчанинъ, лежавшій въ объятіяхъ дѣвочки лѣтъ одиннадцати. Вѣроятнѣе всего, это — отецъ и дочь; и когда его смертельно ранили, дѣвочка должно быть бросилась къ нему на грудь, обхвативъ его рученками, и въ это самое время ударъ сабли или ятагана раскроилъ ей черепъ поперегъ затылка. Но трудно представить себѣ нѣчто болѣе звѣрское, чѣмъ то, что̀ мы увидѣли нѣсколькими шагами далѣе этихъ двухъ труповъ: по серединѣ дороги лежала старуха-болгарка лѣтъ 70-ти, съ совершенно отсѣченными повыше щиколки ступняни. Ни словонъ, ни стоновъ, ни движеніемъ она не могла уже выразить намъ своихъ мученій. Одни глаза только говорили еще въ этомъ живомъ полутрупѣ, выражая покорное страданіе. Ноги ея, или, вѣрнѣе сказать, обрубки ногъ, за нѣсколысо студеныхъ дней и ночей успѣли порядочно пообморозиться и гангрена уже вполнѣ разъѣдала ихъ. Всѣ эти звѣрства совершались въ здѣшней мѣстности турецкимъ
