— «Ну, ужь теперича, братцы, — толкуютъ въ рядахъ промежь себя солдаты, — скажи только Николай Николаевичъ[1]: «ребята, гайда̀ на Царьградъ!» — мигомъ, кажись, долетимъ, и ужь не жди турка пардону!… Экое время задаромъ ждать заставляетъ!»
Но вотъ, въ половинѣ шестаго часа Великій Кыязь, окруженный многолюдною свитою, показался верхомъ на выѣздѣ изъ Санъ-Стефано и остановился вдали отъ войскъ, какъ будто поджидая чего-то. Минутъ десять спустя прискакалъ полковникъ Орловъ и доложилъ Великому Князю, что мирный договоръ наконецъ-то подписанъ сію минуту и что графъ Игнатьевъ, который сейчасъ прибудетъ на поле, желаетъ лично объявить объ этомъ Его Высочеству. При этомъ Орловъ вынулъ изъ кармана и показалъ Великому Князю то перо, которымъ былъ подписанъ договоръ и которое онъ взялъ себѣ на память. Нѣсколько минутъ спустя, на поле примчалась открытая коляска, въ которой, держась за ободокъ козелъ, стоялъ графъ Игнатьевъ. Въ лѣвой рукѣ его былъ свертокъ какой-то бумаги — вѣроятпо, самый трактатъ. Быстро соскочивъ съ подножки, онъ приблизился къ Главнокомандующему и съ довольнымъ, свѣтлымъ лидомъ объявилъ, что все кончено и поздравилъ Его Высочество съ миромъ. Великій Князь снялъ фуражку и, высоко держа ее надъ головою, крикнулъ первое «ура», которое въ тотъ же мигъ было подхвачено всею свитою, замахавшею въ воздухѣ снятыми шапками. Послѣ этого Его Высочество галопомъ подъѣхалъ къ правому флангу войскъ, отдававшихъ ему честь съ музыкою[2], и здороваясь съ каждымъ батальономъ отдѣльно, шагомъ прослѣдовалъ по всѣмъ тремъ линіямъ отряда. Каждая часть, отвѣтя на привѣтствіе Главнокомандующаго, съ разу же подхватывала «ура» предшествовавшей части, и такимъ образомъ чѣмъ дальше слѣдовалъ Великій Князь, тѣмъ все больше и громче оглашались побѣдными кликами и поле, и берегъ, и море, усѣянное бѣлыми парусами… Эти клики, безъ сомнѣнія, были
